— Не кажется ли вам, что то, что произошло па заднем дворе Угличского кремля пятнадцатого мая тысяча пятьсот девяносто первого года, крутится именно вокруг колокола и колокольни? Кто ударил в колокол? По чьему приказу? Что он видел или не видел?
— Так в легенде сказано, что пономарь...
— В том-то и дело, что нет! На допросе он показал, что сам прибежал на звон колокола.
— Кто же звонил?
— Якобы сторож. Но сторожа никто не допрашивал. Видимо, Шуйский сознательно не стал его допрашивать...
— Максим Иванович! — взмолился Борис, казалось до этого дремавший. — Давайте расскажите по порядку. Я же почти ничего про это не знаю. Историки уж сколько лет ищут истину...
ШУЙСКИЙ ПРОТИВ ШУЙСКОГО
— Существуют три версии того, что произошло в Угличе в тот день около четырехсот лет назад, — начал Максим Иванович, оглядев свою немногочисленную аудиторию и убедившись, что все внимательно слушают. — И все три версии связаны с именем Шуйского, «лукавого царедворца», как назвал его Пушкин. Помните его разговор с Воротынским в трагедии «Борис Годунов»? Получается очень любопытный психологический портрет этого князя, состоявшего в прямом родстве с правящей династией — «Рюриковым домом», в связи с чем иностранные свидетели называли его «принцем крови». Вспомните, Воротынский спрашивает у Шуйского: «Ужасное злодейство! Полно, точно ль царевича сгубил Борис?» На что «лукавый царедворец» отвечает, — Максим Иванович привстал, поднял воротник плащ-палатки, как высокий воротник боярской шубы, и продекламировал голосом трагика из дореволюционного театра:
…А кто же?
Кто подкупал напрасно Чепчугова?
Кто подослал обоих Битяговских
С Качаловым? Я в Углич послан был
Исследовать на месте это дело:
Наехал я на свежие следы;
Весь город был свидетель злодеянья;
Все граждане согласно показали;
И, возвратись, я мог единым слоном
Изобличить сокрытого злодея.
И дальше Пушкин великолепно рисует его характер, — продолжил Максим Иванович. — На вопрос Воротынского: «Зачем же ты его не уничтожил?» — Шуйский отвечает:
…А что мне было делать?
Все объявить Феодору?
Но царь на все глядел очами Годунова.
Всему внимал ушами Годунова;
Пускай его б уверил я во всем;
Борис тотчас его бы разуверил,
А там меня ж сослали б в заточенье,
Да в добрый час, как дядю моего,
В глухой тюрьме тихонько б задавили.
Не хвастаюсь, а в случае, конечно,
Никая казнь меня не устрашит.
Я сам не трус, но также не глупец
И в петлю лезть не соглашуся даром.
— Не трус, но и не глупец! — задумчиво повторил Игорь. — А действительно, здорово!
— Шуйский был очень значительной фигурой на политическом небосклоне России почти полвека, — продолжил Максим Иванович, — и не только в силу знатности, позволявшей ему претендовать на престол, но, главным образом, благодаря недюжинному уму, хитрости и беспринципности. Его опасался еще царь Иван. Вспомните тысяча пятьсот восемьдесят первый год. Грозный в припадке ярости избивает сына-наследника Ивана посохом, казалось бы, по ничтожному поводу. Войдя в одну из жарко натопленных палат, царь застает беременную жену царевича в одной рубахе. По понятиям того времени это было верхом неприличия, необходимо как минимум носить три платья. Будучи ярым ревнителем нравственности, хотя отнюдь не подавал в этом пример сам, царь набросился на нее с бранью, а возможно, что и слегка «поучил» еще посохом.
На крики выбежал царевич Иван и попытался защитить супругу. Грозный впал в ярость, поскольку стычки происходили не раз и внутреннее сопротивление сына, умело подогреваемое боярами, постоянно росло. Царь нанес несколько ударов по голове царевичу. Эти удары, а также крайняя вспыльчивость царевича привели его к нервному потрясению, затем горячке, и через две недели наследника не стало.
Горе и раскаяние отца не поддаются описанию, именно в это время Грозный велел поминать по всем монастырям им уничтоженных людей. Благодаря этому поминальнику мы теперь точно знаем цифру казненных по его указу — четыре тысячи человек. Но убивался царь не очень долго — надо было решать вопрос с престолонаследником. У него остался только одни сын — Федор, слабоумный и глубоко религиозный, преданно любящий свою жену Ирину, сестру Бориса Годунова.
Иван, естественно, боялся, что при воцарении слабоумного и слабовольного Федора боярская партия вновь поднимет голову. Как заранее лишить ее лидера? Царь Иван пускается на хитрость: собрав бояр, он говорит им о том, что сын его Федор ввиду слабости здоровья не способен руководить государством, поэтому он, царь, просит бояр назвать имя достойного преемника. Боярам, хорошо знавшим коварный характер Ивана, было нетрудно угадать, что царь хитрит. Поэтому они начали дружно заверять государя в своей неизменной преданности царскому дому и восхвалять наследника.