— Идет, — сказал весело Максим Иванович. — Даю согласие быть судьей.
— А я кто? — спросила Лариса, включаясь в игру.
— А вы с Борькой, — ответил Андрей, — «господа присяжные заседатели». Будешь протокол вести, идет?
НА СКАМЬЕ ПОДСУДИМЫХ — БОРИС ГОДУНОВ
Первое заседание «суда» состоялось через две неделя на даче Максима Ивановича в Малаховке.
Все это время ребята, заинтересовавшись загадкой гибели царевича Дмитрия, усердно читали предложенные Максимом Ивановичем исторические книги о Борисе Годунове, об угличском деле, о Смутном времени. Однако к единодушному мнению так и не пришли. Вот и сейчас, несмотря на тихое солнечное утро, располагающее к благодушию, они, сидя на открытой веранде, ожесточенно продолжали спорить.
— Прошу, товарищи, по местам! — наконец строго сказал Максим Иванович, занимая место в центре стола. — Слушается дело Годунова Бориса Федоровича по обвинению его в убийстве малолетнего Дмитрия Ивановича Рюриковича. Я думаю, что первое наше заседание мы должны посвятить вопросу выяснения личности обвиняемого. Мы имеем замечательный по силе психологический портрет Годунова, нарисованный гениальным поэтом. Помните, конечно:
Достиг я высшей власти;
Шестой уж год я царствую спокойно.
Но счастья нет моей душе. Не так ли
Мы смолоду влюбляемся и алчем
Утех любви, но только утолим
Сердечный глад мгновенным обладанием,
Уж, охладев, скучаем и томимся?..
Напрасно мне кудесники сулят
Дни долгие, дни власти безмятежной —
На власть, ни жизнь меня не веселят;
Предчувствую небесный гром и горе.
Мне счастья нет. Я думал свой народ
В довольствии, во славе успокоить.
Щедротами любовь его снискать —
Но отложил пустое попечение:
Живая власть для черни ненавистна,
Они любить умеют только мертвых.
Безумны мы, когда народный плеск
Иль ярый вопль тревожит сердце наше!
Вот посылал на нашу землю глад,
Народ завыл, в мученьях погибая;
Я отворил им житницы, я злато
Рассыпал им, я им искал работы —
Они ж меня, беснуясь, проклинали!
Пожарный огнь их домы истребил,
Я выстроил нм новые жилища.
Они ж меня пожаром упрекали!
Вот черни суд: ищи ж ее любви.
В семье моей я мнил найти отраду,
Я дочь мою мнил осчастливить браком —
Как буря, смерть уносит жениха...
И тут молва лукаво нарекает
Виновником дочернего вдовства
Меня, меня, несчастного отца!..
Кто ни умрет, я всех убийца тайный:
Я ускорил Феодора кончину,
Я отравил свою сестру царицу,
Монахиню смиренную... все я!
Ах! чувствую: ничто не может нас
Среди мирских печалей успокоить;
Ничто, ничто... едина разве совесть.
Так, здравая, она восторжествует
Над злобою, над темной клеветою.
Но если в ней единое пятно,
Единое, случайно завелося.
Тогда — беда! как язвой моровой
Душа сгорит, нальется сердце ядом,
Как молотком стучит в ушах упрек,
И все тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах...
И рад бежать, да некуда, ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
Максим Иванович прочел монолог Годунова с истинным вдохновением, и ребята не жалели своих ладоней; Он несколько театрально раскланялся, потом стал снова сух и официален:
— Наше сегодняшнее заседание должно выяснить, насколько этот портрет соответствовал реальным фактам биографии подсудимого. Иначе говоря, мы должны будем ответить на два вопроса. Первый: мог или не мог Годунов стать детоубийцей? И второй: являлось ли такое убийство для него необходимым? Слово предоставляется обвинителю. Защитник и присяжные заседателя, будьте внимательны!
Андрей поднялся, подошел к импровизированной трибуне, сооруженной из двух стульев, поставленных друг на друга, положил перед собой пухлую клеенчатую тетрадь и, солидно откашлявшись в кулак, начал:
— Товарищ судья! Товарищи заседатели! С позволения сказать, товарищ защитник!
— Обвинитель, не ерничайте, — строго заметил судья под смешок присутствующих.
— Чтобы понять, как формировалась личность Годунова, мы должны в первую очередь обратиться к его биографии, — уже серьезно продолжил Андрей. — Вы помните, Шуйский у Пушкина говорит об обвиняемом так: «вчерашний раб, татарин, зять Малюты...». Из трех эпитетов верен только третий. Ни татарами, ни рабами предки Годунова не были. Легенда о том, что родоначальником этого рода был татарский мурза (князь) Чет, родилась в Ипатьевском монастыре, где находилась усыпальница Годуновых. На самом деле и отец, и дядя Бориса совместно владели небольшой вотчиной в Костроме и относились к числу «худородных» дворян. Борис, родившийся в тысяча пятьсот пятьдесят втором году, и его младшая сестра Ирина рано остались сиротами и воспитывались у дяди, Дмитрия Годунова. Благодаря опричнине, открывшей двери царского дворца мелкопоместным дворянам. Дмитрий Годунов неожиданно сделал головокружительную карьеру, заняв должность главы Постельного приказа. Постельный приказ занимался царским бытом, ему подчинялись десятки мастерских, изготовлявших предметы царского гардероба. Одновременно постельничий заботился о повседневной безопасности первой семьи государства. Ему подчинялась дворцовая охрана. С вечера он лично обходил внутренние дворцовые караулы, после чего укладывался с царем «в одном покою вместе». Дмитрий Годунов находился в дружеских отношениях с Малютой Скуратовым. Эти отношения были закреплены браком между племянником Годунова Борисом с дочерью Малюты. Едва достигнув совершеннолетия, Борис получил первый придворный чин — стряпчего. В его обязанности согласно росписи придворных чинов входило следующее: «Как государь разбирается и убирается, повинны (стряпчие) с постельничими платейцо у государя принимать и подавать».