К польскому и венскому двору помчались царские послы с грамотами, разоблачающими самозванца. Лжедмитрий, в свою очередь, не остался в долгу у Годунова и отправил грамоту, в которой обличал его преступления и призывал к покаянию. Если вначале, как Андрей тут вспоминал, Григорий весьма туманно описывал события, произошедшие в Угличе двадцать лет назад, то в этой грамоте он пишет со знанием дела. Разрешите, я зачитаю кусочек из этой грамоты, касающейся непосредственно Углича.
«Но хотя мы были и малы, помнишь, однако, сколько раз в грамотах своих мы тебе напоминали, чтоб ты подданных наших не губил; помнишь, как мы отправили приверженца твоего Андрея Клешнина, которого прислал к нам в Углич брат наш Федор и который, справив посольство, оказал нам неуважение в надежде на тебя. Это было тебе очень не по нраву, мы были тебе препятствием к достижению престола, и вот, изгубивши вельмож, начал ты острить нож и на нас, подговорив дьяка нашего Михайлу Битяговского и 12 мальчиков с Никитою Качаловым и Осипом Волоховым, чтобы нас убили; ты думал, что заодно с ними был и доктор наш Симеон, но по его старанию мы спасены были от смерти, тобою нам приготовленной. Брату нашему ты сказал, что мы сами зарезались в припадке падучей болезни; ты знаешь, как брат наш горевал об этом; он приказал тело наше в Москву принести, но ты подговорил патриарха, и тот стал утверждать, что не следует тело самоубийцы хоронить вместе с помазанниками божьими...»
Как видите, — резюмировал Борис, — царевич точно назвал имена предполагаемых убийц.
— Ну, это неудивительно, — заспорил Игорь. — Переписка польских иезуитов подтверждает тот факт, что Лжедмитрий поддерживал постоянную связь с боярской оппозицией. Только когда полякам стало доподлинно известно, что приход царевича будет поддержан московскими боярами, они оказали ему полную поддержку. Видимо, кто-то, возможно, что и сам Шуйский; передал самозванцу необходимую информацию.
— Возможно, что и так, — не стал спорить Борис, — но все же дальнейшая логика поступков Отрепьева невольно наводит на мысль о его царском происхождении или, во всяком случае, о том, что сам он в это искрение верил. Ведь если бы Лжедмитрий был лицемером, интриганом, он вел бы себя совершенно иначе. А он? Вернувшись в Москву спустя три года после бегства из нее так называемый Дмитрий Угличский венчается на царство.
Что должен делать человек, нечестно захвативший престол? В первую очередь, по-видимому, постараться добиться расположения бояр, его окружающих! Ведь Григорий Отрепьев отлично знал нравы и обычаи двора! То есть ему следовало прикинуться любителем старицы, показать себя человеком боголюбимым, а с другой стороны — поспешить расправиться пытками и казнями с оппозицией. Однако ничего подобного новый царь не делал.
Вообще по характеру он мне напоминает молодого Петра, — заявил Борис, — энергичный, веселый, способный к аналитическому мышлению. Не проходило дня, чтобы царь не присутствовал в Думе. Иногда, слушая долговременные бесплодные споры думных людей о делах, он смеялся и говорил: «Столько часов вы рассуждаете, и все без толку! Так я вам скажу: дело вот в чем!»
И в минуту, ко всеобщему удивлению, решал такие дела, над которыми бояре столько думали. Он любил и умел поговорить, приводя примеры из истории разных народов, рассказывал случаи и из собственной жизни. Нередко, впрочем всегда ласково, упрекал бояр в невежестве, говоря, что они ничего не видали, ничему не учились, обещал позволить ездить им в чужие земли, чтобы они смогли хоть немного стать образованнее.
— Действительно, поведение самозванца удивительно! — бросила реплику Лариса.
— Он, кстати, был весьма демократичен! — подхватил Борис. — Вот вам пример: сев на трон, Лжедмитрий повелел объявить народу, что два раза в неделю, по средам и субботам, будет сам принимать челобитные. Вместо принятого тогда послеобеденного сна он один, без охраны, обходил свои мастерские, живо интересуясь искусством ремесленников. Поощрял новый царь книгопечатание, показал себя терпимым в вопросах веры.
Еще одна черточка, напоминающая Петра, — он сам испытывал новые пушки, сам учил ратников, не раз в примерных приступах к земляным крепостям лез со всеми прочими на валы, хотя нередко палками его сбивали с ног, давили. Любил Лжедмитрий и потехи со зверями, причем часто и здесь не оставался равнодушным зрителем, а бросался на медведя с одним ножом. Поскольку он вдобавок был и щедрым правителем (заплатил стрельцам деньги, которые задолжал еще Иван Грозный), неудивительно, что московские жители любили его.
— Любили, любили и убили, — съязвил Андрей.
— Ну, допустим, убила его кучка заговорщиков, а москвичи с посадов были в неведенье! — возразил Борис. — Но и погибая, он продолжал говорить о своем царском происхождении, вот что удивительно! Вообще Лжедмитрий держался крайне мужественно: когда заговорщики подступили ко дворцу, он выскочил на крыльцо с палашом и с криком: «Я вам не Годунов!», начал сражаться с нападавшими. Только когда рядом упал смертельно раненный ножом преданный ему Басманов, Лжедмитрий отступил. Сказав Марине, чтобы она спряталась, он выскочил из окна на строительные подмостки, но, не рассчитав прыжка, упал вниз, разбил грудь и вывихнул ногу. Мятежники вновь схватили его и с побоями начали допрашивать: «Кто ты? Кто твой отец? Откуда ты родом?»
Другой на его месте дрогнул бы, а Лжедмитрий гордо отвечал: «Вы все знаете, что я царь ваш, сын Ивана Васильевича. Спросите обо мне мать мою или выведите меня на лобное место и дайте объясниться!»
Такая смелость смутила многих мятежников, и, если бы не обман князя Голицына, неизвестно, как повернулось бы дело. Тот заявил, что он был якобы у царицы Марфы, которая сказала, что сын ее убит в Угличе, а это — самозванец. Один из стрельцов выстрелил в Лжедмитрия, остальные дорубили его.
— Так почему же Лжедмитрий все-таки погиб? — спросил Максим Иванович. — Почему народ остался в стороне?
— Я думаю, что главная причина в Марине, — ответил Игорь. — Из-за нее самозванец вынужден был заигрывать с поляками, окружил себя ими. А если бы вокруг него были русские, никакой заговор не удался бы!
Максим Иванович покачал головой:
— Ты рассуждаешь, как Дюма-отец. Тот все объяснял дворцовыми интригами. На самом деле причина значительно глубже. Вспомните — Лжедмитрий пришел к трону на гребне крестьянской войны. В нем беднейшие слои видели избавителя. Однако Лжедмитрию, а точнее, Григорию Отрепьеву были глубоко чужды народные чаянья. Спору нет, был он человек способный, даже образованный, но глубоко эгоистичный, как любой авантюрист. Он и не подумал сделать что-либо для коренного улучшения жизни простых людей. Вот народ от него и отвернулся, чем и воспользовались недовольные бояре.
Так какое резюме выносит наше высокое собрание? — спросил Максим Иванович, обводя всех глазами.
Андрей сумрачно сказал:
— Как ни старался Борис, но, увы, не убедил нас в том, что царевича подменили. Просто Григорий Отрепьев был талантливым авантюристом и погиб, как обычно гибнут авантюристы. Надеюсь, насчет Лжедмитрий Второго никто не будет утверждать, что он тоже был царевичем?
Все молчали.
— Молчание — знак согласия! — констатировал Максим Иванович. — Объявляю заседание закрытым!
ВЕРСИЯ ТРЕТЬЯ: «ПРИНЯЛ ЗАКЛАНИЕ НЕПОВИННОЕ ОТ РУК ИЗМЕННИКОВ СВОИХ»
На следующее утро московские гости уехали, Андрей спешил по своим следственным делам, потому очень важничал. После их отъезда в раскопе то и дело вспыхивали споры между школьниками. Они тоже загорелись желанием отгадать, что же случилось в Угличе.
Поскольку в спорах арбитром выступал Игорь, как человек наиболее эрудированный, естественно, что большинство склонялось к мысли, что все-таки Дмитрий закололся сам. Максим Иванович, поглядывая на спорщиков, посмеивался. Он был уверен, что «великолепная десятка» теперь на всю жизнь полюбила музу Клио, покровительствующую, как известно, истории.
Через две недели раскопки неожиданно закончились — глубже найденного сруба действительно пошел материк. Ожидаемых останков городища в этом месте не оказалось.