У него был не один шанс скинуть мешок со своей головы. Руки были связаны на поясе, но нагнуться и схватить тонкий лоскут ткани не было бы проблемой. А в те же моменты, когда половину мешка приподнимали для того, чтобы напоить или накормить… И всё же он этого не делал. Он ждал, надеялся, просил, понимал, что всё его влияние в этом прогнившем мире было обесценено. И, кто знает, возможно, лишь благодаря своей покорности он всё ещё не бродил среди зараженных, скармливая своё тело вирусу и низвергая в мир сотни миллионов бактерий.
В конце концов путники начали подниматься вверх. Железные ступени приятно постукивали при каждом шаге, хоть и были, казалось, слишком мелкими для взрослой ноги. Шаг за шагом они поднимались всё выше и выше. Петля вновь стала затягиваться. Волей-неволей приходилось ускоряться. Каждый шаг отдавался болью и в ногах, и в лёгких, но жизнь ведь заставляет идти дальше, верно? Шаг за шагом преодолевать самого себя. Шаг за шагом двигаться дальше даже тогда, когда смерть переставала быть таким большим безумием…
Они остановились. Несколько мгновений вокруг стояла полная, абсолютная тишина. Внезапно яркий свет ослепил старика, принося его глазам резкую, невыносимую для его возраста боль. Он сморщился, закрыв лицо связанными руками, и застонал от ожогов зрачка, не успевшего сузиться до нужного диаметра. Лишь через минуту, когда его взор привык к освещению, а ум обрел ясность, он осознал, что мешок, который был на его голове, уносит ветром, а сам он, как было видно, стоит перед огромной дырой на крыше не менее огромного склада, посреди ещё более большого, но забытого города.
Обветшалые дома-избушки из обломков былого мира и глины пришли в ещё большую негодность, чем в тот момент, когда были построены. Краска облезла с дверей и окон, а сами стены покосились и стояли под довольно странным углом, едва придерживая крыши. Простые жилые домишки и торговые прилавки давно прогнили, обвалив вальмы и полки с когда-то ценным товаром. Грядки, за которыми следили гораздо лучше, чем за золотым запасом страны, исчезли в бесконечном море кустарника и гнили. И лишь огромный саркофаг — склад из пластин железа и стали, стоящий в центре города, остался цел — тот, на котором они стояли прямо сейчас.
— Узнаёшь это место? — раздался вдруг голос позади.
— Нет… Нет, не узнаю, — неуверенно ответил он, не решаясь оглянуться.
— Жаль. А стоило бы.
Из-за спины испуганного и недоумевающего старика медленно вышел очень высокий мужчина. Поправив воротник чёрного кожаного плаща, он многозначительно посмотрел на своего собеседника, ожидая какого-то подобия чуда. Через несколько секунд молчания он понял: похищенный им человек не отдаёт себе отчета в том, кто стоит перед ним. «Логично, — подумал похититель. — Столько времени прошло… Даже я почти забыл о нём. Конечно, возможно, у него и есть здравые предположения, но это явно не то, что мне нужно».
Шли секунды тишины. Он неподвижно стоял перед ямой, давая своей жертве рассмотреть себя получше: под старой накидкой, внутренних карманов в которой было больше, чем в любой сумке, виднелся лёгкий бронежилет — такой носили в Старом мире правозащитники. В самом бронежилете были прорези для магазинов, заполненные боеприпасами разного калибра и маркировки, а за этим обмундированием виднелась светло-серая расправленная рубашка, покрытая то ли непонятным мужчине узором, то ли пятнами. Чуть ниже были два пояса: один удерживал плащ, непринуждённо и свободно скользя по телу, а второй — чёрные толстые джинсы. На правом бедре красовалась пара кожаных ремней, столь удобно удерживающих пистолет и нож, а на икре левой ноги — тесак. Завершали образ тяжёлые ботинки, защищающие от воды и прочих жидкостей, и маска-бандана в тон бронежилету и того же цвета кепка, что служила защитой глаз от навязчивых солнечных лучей. За спиной висела длинная, доходящая от головы почти до сгиба колена, винтовка, перекинутая через плечо, а на самом плече был старый серый рюкзак, доверху набитый чёрт не знает, чем.
Через минуту похититель снял кепку и опустил бандану. Из-за маски сурового наёмника показалось уставшее, не старое, но и не молодое мужское лицо. Слегка худощавое, оно обладало правильными пропорциями, широкими скулами и тонкими губами. Из-под светло-чёрных бровей на пленника с давно угасшей ненавистью косились карие глаза, ровные чёрные волосы ниже щек, через которые уже пробивалась первая седина, были собраны назад, и только чёлка, раскиданная по обе стороны от лица, изредка падала на лоб, закрывая обзор. Кое-где покрытые то ли морщинами, то ли ссадинами щёки закрывала короткая чёрная борода, которую, в свою очередь, рассекала пара старых, параллельно идущих по диагонали шрамов с правой стороны челюсти — раны почти «выцвели» и приобрели общий оттенок, но всё же их легко можно было заметить из-за их глубины и уродливого узора, что они создавали на свету.