— Потому что в основе этого принципа лежит ужасная ошибка, Айви! — немного вспылил тот. — Потому что то, что я тебе расскажу, не поможет её загладить, а только оттолкнёт.
— Но почему?!
— Да потому что… Блядь… — он утёр лицо руками — слова трудно давались, когда речь заходила о тех днях. — Потому что… то, что я тогда сделал, не имеет ничего общего с тем, кем я являлся… И я не хочу… чтобы у кого-нибудь… Чтобы у кого угодно возникла мысль, что я хотел этого, что я был бы на это способен при других обстоятельствах. Потому что… это не я. И это не был я.
— Так почему… Почему бы и не рассказать мне о то, кем ты даже не был?
Снег снаружи перерос в настоящую метель. «Они бы точно поладили с Вейлоном, — думал он, смотря на пацана. — О, точно поладили бы — мастера наглости, упёртости и прямолинейности. Что бы ты сделал, Ви? Что бы ты сделал?.. Да, глупый вопрос, как и всегда, — он набрал ещё немного кофе и сел прямо напротив Айви. — К тому же, он ведь исчезнет… Как и многие другие. Нет, не так, как многие — он точно останется жив. И, как ты и говорил, так память будет жить через поколения… Если это можно назвать памятью. Скорее, истории о чужих ошибках».
— Ты же знаешь, — начал он, — почему я был с Библиотекарями — как оказался у них? — тот кивнул в ответ. — Но ты не знаешь, почему я ушёл. Когда я обнаружил у себя рак — в две тысячи восьмидесятом, я ещё был с ними — всё та же сплочённая компания, что и всегда. Как подобает олуху, я долго молчал, перебирая варианты — рассказал, когда уже не было смысла ничего скрывать… Разумеется, мне сказали идти к Эволюции — будто бы я об этом не думал и не пошёл бы, будь всё так просто. Кроме того, что я тебе рассказывал об этих сектантах, ты также слышал Джонса: те из последователей Дарвина, что обладают мозгами и не жрут себе подобных, чаще всего возглавляют отряды, что прислуживают учёным — одним из лучших докторов на континенте, из оставшихся в живых. Ясное дело, лекарств у них тоже навалом — очень редких, почти уникальных препаратов… Но они видели во мне только наёмника. А то… что поручает Эволюция наёмникам… через что заставляет пройти… Скажу так: наёмник Эволюции — это последнее чудовище, которым я хотел бы тогда себя видеть.
— «Эволюция» — получается, это те же, что нанесли мне мой шрам? — кивнул уже Уилл. — Точно — звери… Но… ты же стал им? Этим… наёмником? Что-то же изменилось после?
— Да. В восемьдесят первом — после года работы на Золото, они мне тоже предложили работать с Дарвином, узнав о моей проблеме. Я отказался, и они отправили меня в «отпуск» — отпустили до следующей Сходки за неимением дел, так что я двинул в Вашингтон. Когда пришёл, оказалось, что одна… Что Алиса — женщина, что была мне очень дорога — умирала. Несмотря на все связи Библиотекарей, несмотря на влияние, никто ничего не смог сделать, никто не нашёл лекарство, а позже… Позже один человек не сказал мне её последние слова — слова, адресованные мне.
— Из Библиотекарей?! Но кто? Они же все…
— Не суть важна. Важно то, что после… Трудно это объяснить, но я не мог там оставаться — я чувствовал, что всё то время, пока был наёмником Золота, я должен был быть там — с ними. Что вместо попыток спасти свою жизнь, я должен был спасать её — я чувствовал себя виноватым, лишним — я ушёл… А потом, когда боль ещё не прошла, но вернулся разум я понял, что если и я умру, то моя Дана… останется совсем одна. И опять буду виноват только я. Так что пошёл к Эволюции и попросил у них работу, — парень молчал в ответ. — Их проверка… весьма простая и ужасающе жестокая: она состоит в том, что тебе указывают на деревню — обычную, казалось бы, деревушку, что либо отказывается платить дань, либо полна «инакомыслящих»… И тебе приказывают вырезать там всех до единого, — выражение ужаса застыло на лице Айви.
— Но ты?..
— Я согласился, — он отвёл взгляд и посмотрел прямо в огонь. — Согласился. Не мешкая, не думая, не переживая, потому что в тот момент думал о совсем другом… Потому что в тот момент мне самому было больно — согласился. Такие… операции чаще всего проводили с группой зачистки — просто заходили и не оставляли никого за несколько минут. Но со мной сделали исключение: они просто окружили небольшую деревушку и запустили меня внутрь. Никто из тех, кто попытался бежать, не смог бы этого сделать, но убить обязательно должен был я. Тридцать два человека ровно… Помнишь, я рассказывал тебе про оправданную жестокость? Херня всё это. Мне выдали всего двенадцать патронов, нож и сказали: «Крутись, как хочешь», — термос всё никак не умещался удобно в руке. — В тот момент, когда я резал им глотки… Я не смог себя уверить в том, что всё это окупится. Так и не смог. Но продолжал — нельзя было отступать назад. С той секунды, как прервалась первая жизнь, было уже поздно, потому что иначе мёртвых просто стало бы тридцать три… Но хуже всего… — он шептал, пытаясь не оскалиться. — У ликвидационной группы был список всех тех, кто должен был умереть — количество и имена жителей посёлка. Когда я, якобы, закончил — убил двадцать восемь, мне сказали, что четверых не доставало. Через полчаса они зашли в деревню и нашли в подсобке под полом одного дома этих четверых — одного взрослого и троих детей… И их… выставили передо мной… сказали: «Делай свою работу, Уильям из Джонсборо». У меня… не было выбора. Не было выбора… Я откинул барабан своего револьвера и увидел то, чего боялся увидеть — там отсутствовали патроны… Меня приняли в Эволюцию безо всяких проволочек.