В конце концов, он вбил в землю небольшой деревянный крест. «IV» — было вырезано на нём ножом, и от того становилось ещё больнее: от осознания, что для следующего, пришедшего к тому кресту, это станет просто римской четвёркой, как и с любым другим человеком — просто имя между датами, просто неважная надпись, просто тень от былого — прошлое имеет ценность только, если за него держаться.
После он долго сидел рядом и смотрел то на могилу, то на небо. Столько мыслей проходило через него, столько эмоций хотелось пережить, столько слов сказать, но он лишь молчал и смотрел вперёд, понимая, что ни одна мысль, ни одна эмоция или действие не могли родится из пустоты — смотрел, потому что то было единственным, на что он был способен. Слушал шёпот ветра, тишину неба, шелест лесов — надеялся найти в них ответ на простой вопрос: «А что же мне делать дальше?»
Неверный ответ напрашивался сам собой — он сидел в старом складе, поделённый надвое комнатами. Сидел и ждал его. Его последнее незаконченное дело «Значит, вот, куда меня всё это привело — снова месть…».
Уильям из Джонсборо поднялся с досок, отряхнул с края плаща немного земли и взглянул вдаль — там точно не было другого ответа, не было другого решения, ведь в конце концов, ему всё ещё нужно было узнать, кого схватили Чарли и Илай; узнать, что произошло с тем человеком; узнать, где он, в каком бы состоянии ни был; и, конечно же, убедиться… Быть абсолютно уверенным в том, что каждый из них прочувствует его боль.
Наёмник поднялся, тень поднялась вместе с ним. Он отлично понимал, что это действительно будет труднее, чем казалось — остаться человеком…
Глава 21. Эпилог. Мононокэ
Обакэ или бакэмоно — существа, представляющие сверхъестественную сторону японской мифологии. Буквально: «То, что меняется», — то, что чуждо человеческому миру или стало таковым. Ёкай — это призраки в мире обакэ. Начиная от странных девятихвостых лис кицунэ и заканчивая злобными демонами о́ни. Все духи противоестественны, опасны простым людям, и со всеми рекомендуется избегать встречи ради собственного блага. Но худшие из ёкаев — мононокэ, демоны, рождённые ненавистью, злостью, ревность или завистью. Куда сильнее обычных ёкаев, мононокэ представляют из себя вполне материальных когда-то людей, реже — животных, чье нутро прогнило и видоизменилось настолько, что повлияло на их физический вид. Лишь единицам по силам справиться с теми демонами, и ни один из тех единиц не является человеком. Вся суть жизни мононокэ — убийство тех, кто заставил его видоизмениться, подавление своих негативных чувств путём кровопролития.
Из японской мифологии
*Двадцать седьмое ноября две тысячи восемьдесят четвёртого года*
Илая рывком выбросило из сна холодной, практически ледяной водой. Та обжигала его лицо, принося онемение, проходящее до самих костей. Он закричал от удивления — разумеется, он не мог ждать этого. Прохлада и духота склада действовали на него, как снотворное, так что он, похоже, вырубился после десяток, если не сотен бесконечно долгих попыток освободится от пут. Но то было бесполезно — узлы вязал один наёмник, проверял другой, а туже затягивал третий — шансы потерять конечности от недостачи крови были куда более реальны, чем шансы освободиться.
Уильям стоял перед ним и безразличным взглядом наблюдал за тем, как тот дёргался, пытаясь стряхнуть воду. Что-то не так было в том безразличии, что-то странное просматривалось в вымазанном землёй лице — что-то новое. Впрочем, сам Илай точно не разглядел бы того — левый глаз, тот, коим он и пытался смотреть на Уилла, практически ослеп.
— Какого хрена?! — прокричал старший Брат, ещё раз отряхнувшись. — Мог бы просто затрещину влепить!
Хантер смолчал в ответ — он лишь поставил ведро под стол и, сняв с правой руки перчатку, что есть сил ударил старика по челюсти. Скула старика завыла от боли, позвонки шеи из-за фиксации тела хрустнули громче, чем когда-либо за всю его жизнь, волосы, развеявшись по-инерции, закрыли ему взор, а боль затуманила разум.
В помещении, где он очутился, стояла пыль и духота, подкреплённая стойким запахом бензина и сырой земли. Он наверняка с первых секунд понял, что сидел в том самом подвале, где Зильбер хранил топливо. Низкие и маленькие комнатки, когда-то полностью забитые канистрами и бочками, почти пустовали — старший Брат видел в «своём» помещении только небольшие столик и стул, стоящие в углу; прямо напротив него была дверь в следующую комнату, а за ним была лестница наверх.