От пальца не осталось практически ничего — кость переломало в нескольких местах, ноготь треснул, сухожилия были либо разорваны, либо выставлены напоказ из-за сползшей кожи — такой проще было отрубить, чем залечить.
«Неужели, ты настолько боишься смерти? — обернулся тот на Илая, но не проронил ни слова. — Так испуган тем, что твоя жизнь закончится, что готов дать своему брату страдать днями напролет? — старший опустил голову, стараясь не смотреть на то зрелище, и шепотом повторял лишь одно слово: «ублюдок». — Как же сильно это идёт вразрез с твоей хвалёной заботой».
Когда Хантер сел обратно, поставив окровавленный лом возле себя, прошло уже тридцать секунд. Связанный старик всё ещё пытался выровнять дыхание, но, как надеялся охотник, понимал: всех пальцев на ногах и руке хватит только на один час, зубов — максимум на три. Всего четыре часа молчания из долгого-долгого и, что хуже, очередного дня.
«Думаешь, многого добьёшься своим молчанием? — он смотрел то на Брата, то на часы. — Конечно — тебе ведь неизвестно, что я могу узнать половину из того, что хочу узнать от тебя, в любой момент. Но если этот кто-то жив — мне нужно знать, где он находится. Так что ты заговоришь. Рано или поздно. При живом брате или мёртвом — у тебя нет выбора, ублюдок».
Пять. «Ви не одобрил бы этого, — подумал он, перезапуская таймер. — Сказал бы, что есть другой путь, а я не стал бы считаться. Не стал бы? — колено сильно болело всякий раз, когда он пытался опереться на него, но выбора не было — нужно было вставать, нельзя было не вставать. — Всего полтора месяца… Почему он так сильно повлиял на меня? — он взял инструмент и пошёл в соседнюю комнату. — Джеймсу такого не удавалось за два года. Не удалось ли?.. Не знаю. Явно не так быстро», — замах, удар, крик.
Лом попал вновь прямо по безымянному пальцу — тому, что от него осталось. «Неужели, я промазал? — удивлялся сам себе Хан, совсем не замечая, как от сонливости закрывались глаза, руки тряслись от усталости, а голова кружилась от стресса. — Нет. Не мог промазать», — он вновь замахнулся и, приложил больше сил, нанёс удар — мизинец переломало прямо с частью ступни.
— Ублюдок! — раздался отчаянный крик сзади. — Ты же обещал отбивать по одному пальцу!
Он стоял, уронив инструмент на пол, и слушал своё сердцебиение. Всякий раз, когда он думал о том, что Ви бы этого не позволил, сотни и сотни голосов повторяли ему одно и то же: «Но он мёртв. И это позволил ты».
— Один, два… Какая разница? — выдохнув, он вновь поставил таймер на паузу и захромал обратно. — Если ты не собираешься говорить — их всё равно не останется до конца этого утра.
— Ты не можешь! Не можешь!..
— Продолжай молчать и посмотришь — могу ли я. Из пятнадцати пальцев в сумме осталось двенадцать. Думаю, на руке я сначала сдеру с них кожу.
— Животное… — он то ли плакал, то ли смеялся, стараясь сдержать эмоции. — Просто ёбаное животное.
— Как и ты. Как и твой брат. В этом доме нет людей — только ёбаные животные… То, что происходит сейчас с вами, можно даже назвать подкупом — ценой за то, что вы продолжаете дышать. Ты же понимаешь, Илай, что вы оба должны были умереть ещё три дня назад? — он достал нож из кобуры и взглянул на его лезвие. — Ты должен был быть забит камнем до смерти, а твой брат — превращён в труху лазерной винтовкой. Всё, как и подобало бы животным. Каждый ваш вздох за эти три дня не принадлежит вам, за каждый платит один из вас: либо ты — словами, либо он — чем-попало.
— Мы не такие, как ты! Если все те слухи о тебе правдивы, то мы точно…
— Ты правда будешь отпираться? Ты, пристреливший ребёнка на моих глазах? — тот замолчал. — Вы точно такие же — убийцы. Отнятой жизни всё равно на методы её отнятия — убийство всегда является убийством, нажал ты на курок или исполосовал кого-то ножом для масла. Ты смотришь с позиции того, кто убивает, — он зашёл тому за спину и приставил лезвие к горлу, — а вот с позиции того, кто мёртв, всё одинаково — есть только палач, оставшийся в живых.
— По-твоему, всё равно, что ты сделаешь с человеком, если потом его убьешь?!
— Именно. Несмотря на мои методы работы с людьми, на которые ты пытаешься давить, итог нашей работы одинаковый — люди мертвы. Да и, к тому же, тебе ли меня упрекать? Тебе — брату этого отморозка?
— Заткнись! Ты не знаешь его!
— Зато слухи его знают. Слухи знают его и нас самих лучше нас обоих… Время, — он обновил таймер и пошёл за ломом.
— Нет! Стой! Я же просто думал, что ответить! Я же просто!.. Ты не можешь! — удар, звон, крик. — Сука! Сука!
— Советую, — он вновь отбросил лом в сторону, — думать быстрее.