— Теперь собираешься пытать, чтобы узнать, сказал ли я правду? — старший Брат едва-едва заговорил сорванным голосом, услышав шаги. — Пытай меня. Пожалуйста, не трогай его уже — это мои слова, мои…
— Я узнал правду, — Хантер взял стул и поставил немного левее двери. — Связался с Библиотекарями и проверил — я знаю, что ты не лжешь.
Связанный старик долго молчал, смотря в пол, а затем тихо рассмеялся. Надрыв в смехе прослушивался слишком очевидно.
— А я всё думал, что ты переговорил с ними ещё до того, как начать нас пытать…
— Невелика разница.
— Раз невелика — почему не связался сразу? — Уилл не ответил. — Понятно… Что будешь делать сегодня?.. Ха, чёрт — как неправильно звучит… Я имею ввиду… пытки? Какие?
— Что насчёт любимой песни, Илай?
— Ха-ха-ха-ха-ха, — смех раздирал тому пересохшее горло, но, казалось, старик смеялся искренне. — Неужели это всё, что?.. Ха-ха-ха… Джей Росс — «Ослепший на войне», — в ответ рассмеялся уже Уильям.
— Гитара и лирика — кто бы мог подумать.
— А ты чего ожидал?
— Не знаю… Кантри?
— Иди нахер… — ответ заставил обоих улыбнуться. — Это… Это же конец, да? Ты узнал, что хотел, так что уже нет смысла…
— Да, — кивнул тот. — Это конец.
— Знаешь… Однажды я слышал, что Ворон в семьдесят шестом явился в штабы Эволюции и перебил там всех — учёных, солдат, управляющих и даже самого Дарвина, как поговаривали, он исполосовал… Но было там то, во что я не верил: слух о том, что он собственноручно пристрелил несколько десятков детей. Мол: они были частью какого-то эксперимента, но сами детишки оказались подставными — о предательстве как-то смогли узнать заранее… Как думаешь, среди них мог бы быть твой мальчишка?.. Я к тому, что… Просто задумайся: если бы один человек был бы хитрее восемь лет назад, то ничего бы этого не было. Если бы сам Ворон не пошёл к Эволюции с ложной надеждой сделать из своей крови вакцину для человечества, то ничего этого тем более бы не было — именно его кровь, если ты не знал, толкнула всё это вперёд… То есть, а кого же ещё? Он — единственный в своём роде высший… Просто… Так странно осознавать, что вся твоя жизнь, все твои решения и их последствия перечёркиваются из-за чужих решений… Из-за чужих ошибок. Так обидно…
Уильям ничего не сказал, но, промолчав, ответил на многое. Теперь он точно понимал, что было в тех глазах — в глазах Ворона — сожаление. Он вошёл в соседнюю комнату, освободил Чарли от пут и, взяв на руки, понес наверх. Да, со всем тем точно была пора заканчивать.
— Куда?.. Куда ты его? — но он по-прежнему молчал. — Ты же обещал… Обещал быструю смерть… Ты обещал, Уильям.
— Не волнуйся, Илай, — он прошёл мимо него и остановился прямо за спиной. — Ты получишь свою быструю смерть.
* * *
Он сидел на берегу Лабрадорского моря и смотрел в сторону Гренландии. Его и его вчерашнюю цель отделял массивный, никогда не останавливающийся поток воды, никогда не замерзающий. «Всего-то», — казалось тогда ему. Что же он пытался увидеть на том берегу? Он сам не знал — просто смотрел вдаль, надеясь увидеть хоть какое-то решение.
«Всё должно было быть по-другому», — его не покидало ощущение того, что всё изменил один глупый роковой шаг — одно движение, перед медленным падением в самую бездну. Но где оно было, он не мог понять — смотрел на очертания горизонта, скрывающегося за водной гладью, и старался найти ответы в них. Не получалось.
Его окутывало странное, пугающее его самого спокойствие — он глядел холодным, очень уставшим взглядом; таким, какого не ощущал у себя ещё никогда, но ощущал на себе. Будто бы все те трещины на нём, все те раны, созданные его же жизнью, одновременно пустили кровь, одновременно раскололись и открылись, превращая его самого в одну большой сломанный силуэт, залитый собственной кровью. Должно было быть больно, но было лишь пусто. Казалось, что у него просто кончилась боль, что на одного человека физически не могло быть столько боли. Не должно было бы быть.
Ещё десять лет назад он благодарил бы всех богов за такую возможность — за возможность самой сладкой мести. Оба Брата были всё ещё живы, оба были достаточно целы, чтобы держать их живыми и истязать месяцами, но он не хотел, не тогда — тогда он лишь сидел и понимал, насколько сильно ему хотелось забыться, насколько сама его судьба была ему противна, насколько неважной и отвратительной была сама месть, ведь, в конце концов, он и начал с неё свой путь туда — в Картрайт. Всё сводилось к банальной крови.