Николай снова перевел внимательный взгляд с равнодушно раскачивающегося с рукой на поручне Сергея на щипаную девицу. Что неловко — плевать. Едущий из области в город молодой и хреново одетый мужик сроду не постеснялся бы раздеть случайную попутчицу глазами — а то и сказать что-нибудь. Да и вообще, стесняться кого-либо он перестал уже давно, даже себя. Жизнь научила.
Девица наконец-то фыркнула и отвернулась, и парень на «одиночном» сиденье в паре метров справа повел плечами, показывая, что он все видит. Или не показывая, а просто замерзнув — если не двигаться, то в такой куртке должно было быть здорово холодно. Бедным парень не выглядел, больно у него было холеное лицо. Но напряжение под четко зафиксированной маской уверенности читалось на нем сравнительно неплохо. Забавно…
Николай вздохнул и начал вновь смотреть в окно, стараясь отвлечься. В то, что в четырехмиллионном городе неофит вроде него способен вычислить шпиона, он не верил. В шпионов верил, а вот в их поимку бдительными гражданами — не слишком. Почти наверняка у парочки есть тысяча и одно объяснение для поведения, которое кажется странным ему. У нее ПМС, она обозвала своего парня козлом и прогнала на ночь на коврик в прихожей, и теперь вроде бы хочет извиниться, но не знает как… Они оба поспорили «на Ганди», то есть на сутки молчания, и стараются держаться подальше друг от друга, чтобы не подавиться и так-то едва сдерживаемым смехом. Они наркоманы, сейчас у них начинается абстиненция, и они едва контролируют себя, в ожидании возможности встретить у «Черной Речки» дежурного пушера… Ну, последнее совсем уж глупость, конечно, — на наркоманов эти ребята похожи были мало: в слишком уж они хорошей физической форме. Причем оба: в отношении парня можно было не сомневаться, что он рукопашник, девчонка же была слишком суховата в движениях для любого из видов спорта, в которых основное значение придается пластике. Значит, что-то на выносливость и терпение: лыжные полумарафоны, скажем. Или просто легкая атлетика на хорошем уровне.
Упражнение помогло: теперь вместо самоедства Николай начал посмеиваться. С полгода назад он пытался сдать в милицию человека, обозвавшего по-хамски ведущего себя билетера в идущем по проспекту Культуры трамвае достаточно редким в Петербурге словосочетанием «жорьа-баба»[3]. Тогда Николаю показалось, что провода, едва ли не гроздьями висящие вдоль распахнутой молнии легкой осенней куртки, надетой на крепком и чисто выбритом брюнете лет сорока, не оставляют ему времени на лишние размышления. Подав команду «ложись!», он с места прыгнул на южанина, сшибив его с ног и уже в падении заламывая ему обе руки выше лопаток. Кто-то из догадливых пассажиров помоложе сел орущему и вырывающемуся мужику на ноги, и вдвоем они держали его в скрученном состоянии до того момента, когда ворвавшийся в полностью очищенный салон трамвая наряд не зафиксировал его уже наручниками. Повезло, что помогший ему парень был не из «Юрков», а совершенно для Николая незнакомым — в противном случае можно было здорово вляпаться в успешное раскрытие очередного «нападения группы националистов… на почве расовой неприязни». Повезло, что мужик оказался в достаточной степени реалистом и не предъявил никаких претензий. Да, он был чеченец по национальности, да, на поясе у него помимо выведенного на гарнитуру сотового телефона висел еще и МР3-плеер, — его он слушал, проводя по полтора часа в день в общественном транспорте. Да, он действительно обозвал хамящую всем подряд мымру и сделал это на родном языке, чтобы не дать ей повода поднять скандал на следующую ступень. Но при всем при этом он был не террористом, а кандидатом медицинских наук, последние 10 лет работающим в областной больнице в Озерках, что было подтверждено как документами, так и необходимыми звонками. В итоге, кавказец даже сумел усмехнуться, когда Николай (уже успевший написать объяснительную в отношении того, что именно ему не понравилось и откуда он знает отдельные чеченские слова) деревянным голосом извинился. Стыдно «Доку» Ляхину не было, максимум — это неловко. Можно было догадаться, насколько был обижен на него доктор, получивший, условно говоря, по морде по пути домой с работы — и все это в городе, в котором он жил и честно трудился уже столько лет. И какими именно словами поносили его люди в вытянувшейся на сотню метров цепочке вставших трамваев. Пускай. Один из немногих реальных советов по специальности, которые Николаю оставил дед по матери, бывший сапер, было никогда не трогать подозрительно выглядящие клубки проводов и железа самому.