— Я всё понял! Мы берём… — И он взял то, что хотел. Эту булькающую массу наложил себе на грудь, придерживал одной рукой, второй добавлял и добавлял, до самого подбородка. И эта шевелящаяся, лучистая масса не думала убегать под ноги, домашним животным пригрелась на его груди.
— За мной! — Перед входом в тоннель, командир как споткнулся: — Очки! Двенадцать пар, для воинов!
Полосатый метнулся к стеллажам, вскрыл упаковку и бросился следом.
— А нам можно за ним? — БероГора крепко сжала мою ладонь, словно хотела услышать — можно. Мы одновременно сделали первый шаг.
Именно теперь, после прозрения, я видел то, чего не должен видеть. Всё, что нас окружало, предназначено для других глаз. Тем не менее, старое зрение напоминало о себе, и мы прекрасно ориентировались на борту противника.
В главном коридоре скрипели зубами офицеры, не имея возможности покинуть постаменты.
— Эй! Уж лучше бы прикончили сразу, — крикнул один, заметив нас.
Проходя мимо, я сказал: «Такого приказа не поступало. Терпи!»
Из освобождённых отсеков доносились голоса. Рядовой состав быстро осваивался с новым положением, когда ни одна мразь уже не смеет отдавать приказы. Зато для нас они хотели сделать всё, что в их силах:
— Туда, и направо, по боковой лестнице вверх. Мы там дежурных поставили, они подскажут.
— А домой не терпится попасть?
— Сначала посчитаемся! За все издевательства, хоть разок!
Дежурные направили дальше, наконец, мы вошли в помещение попросторнее. Здесь больше двухсот кресел, перед сценой, разделённой огромным занавесом. На нём изображение самого «Карателя», давшего залп из всех орудий. Если это фотография, сделанная мастером, то другой мастер сумел воспроизвести её на полотне, в подробностях мельчайших. Будь времени побольше, я бы задержался подольше.
— Ну, где вы ходите? — голос полосатого уже не вызывал отторжения, он выглянул из-за занавеса, раздвинув его посередине.
Поднялись на сцену, поспешили за ним. Узкий проход привёл в зал поменьше. Воины в очках с тёмными стёклами, Уймистер со своим неугомонным зверем на груди. И дверь в могучих заклёпках, за которой прячется «самое дорогое», что найдётся у каждого.
— Открывай!
Воины распахнули последнюю преграду, Уймистер, не раздумывая, вошёл.
Я напряг слух, даже не успел подумать о том, что загнанные в угол звери вооружены.
Лада дёрнула слегка, с подтекстом «очнись», потащила следом.
Лишённые освещения, загнанные в угол получили свет другой. На первых порах, я частенько оглядывался по сторонам, ожидая подвоха. Но нет, эта публика походила на детей, завороженных игрой радуг и волнений, они тянули руки и, казалось, позабыли обо всём на свете, только не отнимайте забаву. А за нашими спинами трудились люди в очках, одевали наручники и выводили в заранее оговорённое место. Видимо, в тот, большой зал.
Световое представление мне показалось не настоящим, поведение офицеров никак не укладывалось в голове. Вы же должны защищаться, жизней не щадя! И что мы видим?
Как слепых, их брали под руки и уводили, никто слова поперёк не произнёс.
Я легонько сжал руку лады.
— Так это зверь или космический эффект?
— Как сидит на груди, видел? Думаю, так только звери ведут себя.
— Откуда света столько? Это сколько же сил тратится на излучение.
— Хорошо питается, хорошее содержание. Хорошее настроение.
— Вот теперь я спокоен, всё объяснила.
— А домой такого хочешь?
— Дома надо отсыпаться, этот зверь не даст.
Вот никому не жалуюсь, просто расстроился чуток. Я же был уверен, что предстоит рукопашная, пятерым наверняка скулы посворачиваю, пока отец не узнает. А вышло — мир и дружба. Я к такому не готов. Враг же, доказывать другого не нужно, так дайте душу отвести, всё какая-никакая тренировка… Да-да, иногда одолевают и такие мечты.
— Возьми себя в руки! — БероГора очень настойчиво сжала мою ладонь, ещё и коленкой ударить пригрозила. Нынче, стало быть, не повезло.
Полосатый равнодушно вёл счёт получившим световую процедуру. Я его не узнавал: где вежливость твоя, или понятия друг и враг ты не разделяешь? Те и те теплокровные, о двух ногах, только формой отличаются. Думаешь, зачем воевать, места хватит всем? Странные вы, роботы, устройство непонятное, да и самих не понять: какие планы в отношении нас строите? Нам в них какое место отводите?
— Да что с тобой? — Лада рывком развернула к себе лицом, вгляделась.
— Шарики красные и синие, мы с вами заодно. Где только повстречаю…
Со всего размаху её ладошка влепила оплеуху. В голове вроде как прояснилось.
— Полегчало? — Внимательные глаза искали правды.
Взбодрился я, встряхнул кудрями.
— Теперь точно. Побочные эффекты от светозверька, и голову кружит малость.
Другими глазами проводил полосатого. Он замыкал колонну присмиревших офицеров, кому ничего другого не надо, кроме как любоваться световыми фантазиями без помех. И нет перед глазами оригинала, а они идут за видением, готовые двигаться, пока достанет сил.
Лада уловила связь между тем, что со мной происходило, и этими счастливцами.
— Теперь до меня дошло! До чего же ты беззащитный!
— Спаси меня! — Я чуточку присел и подставил губы. Получив своё, про себя ухмыльнулся. — Ещё, ещё!!!
Она поверила. Надо взять на вооружение метод. Почаще прикидываться и даром получать поцелуи. Они же исцеляют, можете поверить на слово.
Весь состав занял половину зала, Уймистера я нашёл в расстроенных чувствах.
— Тебе чего? — Он глянул на меня чужими глазами. Видать, тоже приложило. Но дюжина выглядела убедительно, никто не пострадал. Мы отошли в сторону, наблюдателями.
— Уймистер тоже пострадал. На себе держал, огромную дозу получил. Эх, изобретатели! Потому вы и одиноки, и излечить вас некому. — Лада меня не понимала, продолжала опекать, как выздоравливающего.
— А робота этого попросить? Пусть попробует поцеловать!
— Я так счастлив! И знаешь, почему? Ты глубоко чувствуешь, сопереживаешь. Но поцелуй робота нельзя сравнить с твоим.
— Хочешь, чтобы я поцеловала?
— Конечно.
БероГора подозрительно прищурила глаз, закусила губу.
— Смотри же, я пошла к командиру!
— Да не его! Меня долечи. Что ж ты дело бросаешь на полдороге?
— Ах, проказник! — Вернулась в два шага и её крепкие пальцы впились в мякиш, на котором обычно сидят. — Ты всё это время прикидывался пострадавшим?
— Как я могу?… Вот, опять шарики: синие и красные… К нам через шлюз идут враги, много их, надо срочно шлюз откинуть, вместе с ними…
Наш поцелуй продлился до начала речи. Уймистер коснулся микрофона, акустика послала нам усиленный динамиками шорох.
— Всего каких-то два часа назад я знал, чего хочу. Сейчас уже не уверен. Ваши руки по локоть в крови, и я не собирался никого жалеть. Достойны смерти. Вот так бы и вывел по одному, через шлюз — шагайте, куда хотите. — Он в паузе ещё разок всмотрелся в лица сидящих. Кивают, улыбаются и слушают только его. Они и про обед, поди, не вспомнят.
Меня точно током шарахнуло:
— Они — как дети малые!
— О чём ты говоришь?
— Присмотрись внимательней.
— Я никого не собираюсь разглядывать, мне довольно тебя.
— Ты потом себе не простишь. Присмотрись, говорю!
Стоило ей исполнить просьбу, как она переменилась в лице. О, боги! — сорвалось с её уст, и она, влекомая неясным желанием, вдруг пошла по рядам. Шла и оглядывалась, чтобы запомнить или сравнить с первым впечатлением… Кого-то она пропускала, касалась лица другого, третьего просто гладила по голове и торопилась дальше. Ей нужно успеть сделать что-то, быть может, именно в эти минуты её наградили правом провести обряд над новыми обитателями вселенной… Ой, что я говорю? Какие они новые?
Всё-таки, новые, — что-то подсказывало мне, именно теперь я правильно расшифровал потоки Силы, которая ходила ходуном под потолком. Неужто где-то решили простить им пролитую кровь и пустили вплавь, по свежему ручью, корабликами малыми?