Тишина успокаивала. Холодноватое безразличие пронизывало Олега, как лунный свет — не здешний, а земной, домашний… И Олег не удивился, когда, заглянув в одну из комнат, увидел за дико выглядевшим среди запустения и заброса накрытым столом Йерикку. Рыжий горец сидел и неспешно пил чай — он покосился на Олега и ничего не сказал, когда тот подошел и присел в мягкое кресло напротив, положив руки на широкие подлокотники.
Йерикка пил чай. Олег молчал. Допив чашку, Йерикка со вздохом отставил ее и сказал:
— Спрашивай.
Губы его не шевелились, и Олег не удивился этому. ДУМАТЬ отчетливо оказалось трудновато, поэтому Олег заговорил вслух:
— Значит, ты меня обманул, Эрик? Ты волхв все-таки?
— Нет, — губы Йерикки снова остались неподвижными Олег решил не обращать внимания. — Я тебя не обманывал, Если хочешь — я расскажу.
— Хочу, — сделав усилие, подумал Олег, и Йерикка улыбнулся:
— Слушай… Я ДОЛЖЕН был стать волхвом. Так решили отец и дед. Мне исполнилось пять лет, и отец посвятил меня Дажьбогу для сложения ему, как это полагается. В обучение меня взял Сновид. Он говорит, что я подавал большие надежды. Я учился вместе с Чужим, вместе с Туром… он, кстати, погиб у Тенистого вскоре после нашего ухода. Вместе с другими, многих из которых уже нет. Я гордился, что стану волхвом. Потом мне пришлось уехать, ты знаешь — и уже в Рысьем Логове Сновид навестил меня. Именно он рассказал о гибели родителей. Тогда я… — Йерикка повел пальцами, и струя дымящегося кипятка плеснулась в чашку из чайника, — тогда я сказал, что не хочу быть волхвом. Что у них великая цель — защищать и охранять то, что хотят уничтожить данваны. Но у меня теперь своя цель — месть. И я не хочу знать ничего о великих и светлых вершинах, на которые должен взойти человек — я останусь с племенем отца и буду помогать ему. Сновид уговаривал — потом отступил. У волхвов не принято понуждать. Лишь добрая воля творит настоящие чудеса… Он ушел. Я остался. Он вершил великие дела. Я жил в своем племени. Сейчас он прибыл с юга, там тоже война, восстание в нескольких городах, и он руководил, а заодно убивал тех, кого кроме него убить некому. Нам повезло, что пути пересеклись… хотя — везение тут не играет роли. Он услышал меня и пришел. Я все-таки был его учеником… Вот, понимаешь, и все — просто и коротко, нечего добавить. Если я в чем-то и обманул тебя — извини.
— Значит, вот какие они — волхвы, — задумчиво протянул Олег. — Чудно… Я думал, они — такие мудрые старики с бородами и горящими глазами.
— Есть и такие, — не стал отрицать Йерикка. — Да и Сновиду — почти сто лет. Но в этом никакого чуда. Если бы не данваны — может быть, уже сейчас большинство славян были бы волхвами. Я говорил тебе — до Беды их становилось все больше. И ещё… мне стыдно, что я не с ними, — признался Йерикка.
— Хорошо, — кивнул Олег. — Но объясни — я-то тут при чем? Что со мной происходит?! Я слышу, как говорят деревья и нелюди. Теперь я беседую с тобой, не размыкая губ! Я угадываю, что хотят сказать или сделать люди!
— И еще у тебя очень быстро заживают раны, — добавил Йерикка. — Да, еще ты видишь в темноте не хуже моего… Я…
— Поз воль, объясню я. Мне давно уже хочется поговорить с внуком Марычева.
Сновид сидел напротив — в вольной позе, на месте вышедшего Йерикки. И изучал. Олега своими яркими глазами над дымящейся чашкой с чаем. Он не делал пассов — просто взял и налил чай, и размешал сахар, и поднял чашку рукой… но все равно — Олегу было не по себе.
— Это кровь, мальчик, — неожиданно сказал волхв. — Это голос крови, Он в людях дремлет, и мы, обучая мальчишек и девчонок, помогаем ему проснуться, как угодно Сварожичам, рядом с которыми должен стремиться встать человек. Но бывает так, что голос крови просыпается сам — и не гордись, не ты первый услышал его без нашей помощи. Другое дело — не приносит это счастья ни в нашем мире… ни в вашем, наверное. Если мы не успеваем — успевают данваны, и становится у них одним хобайном больше. Иди просто — одним трупом больше. Тебе повезло.
— Ничего себе везение! — вслух сказал Олег. — Я не просил о нем! Я вообще не просился сюда!
— Ты жалеешь о сделанном? — поинтересовался Сновид, и Олег сник:
— Нет… Но как мне быть? Подскажите, если вы такой умный!
— Что подсказать тебе? — мягко спросил волхв. — Как надо жить? Если бы я мог делать такие подсказки…ТАКОЕ человек может только решить для себя сам.
— Да нет же! — в отчаянье замотал головой Олег. — Пока я здесь, пока война — тут все ясно! Но если я вернусь домой — там-то мне как?!
— Голос крови всегда можно усыпить, — ответил Сновид. — Это даже легко. Живи для себя. Живи сегодня. Живи одним днем. Лелей свои желания. Ни в чём себе не отказывай. Холь свое брюхо — и не то, что над ремнем выпирает, а другое, невидимое. Побольше удовольствий, поменьше мыслей, а если и мысли — так о приятном. Почаще повторяй себе, что "все так живут". Поменьше вспоминай слово «честь». И не заметишь, как станешь обычным. И даже больше… Да только не получится это у тебя.
— Вы так хорошо обо мне думаете? — криво улыбнулся Олег.
— _ Меч у Перуна возьмет не всякий, — как отрезал Сновид, и Олег смешался:
откуда знает волхв о его видении в балагане татуировщика?! — Вот и выходит, что свою дорогу ты выбрал. Сами мы её выбираем — а потом уж она нас ведет. И чем дальше мы уходим — тем невозможней свернуть… Знаешь, я бы взял тебя в обучение, чтобы сделать настоящего волхва — да нет ни времени, ни возможности. Придётся удовольствоваться тем, что пришло к тебе. А там и Йерикка поможет.
— Скажите… — Олег запнулся, холодея от того, какой вопрос предстояло задать. — Скажите, — повторил он решительно, — я вернусь домой?
— Не знаю, — искренне удивился Сновид. — Будущего нет. Мы его сами делаем — и никак иначе. Но… — он улыбнулся, — если захочешь — вернёшься! Это все, что я могу тебе сказать.
Волхв встал… и на какой-то миг Олег увидел, что он и вправду не молод — словно разом повисли на его плечах даже не прожитые годы, а прожитые беды, да не свои, а народа — самые тяжелые беды для человека, у которого есть сердце… Олег поднялся тоже — не осознанно, так встают при виде человека, превосходство которого признаешь сразу и без обиды.
— Иди к своим, — сказал Сновид. — Вам скоро выходить.
Олег кивнул. Но в душе он не был уверен, что чета хоть куда-то сдвинется…
…Олег успел только войти в комнату, где они отдыхали — и в спину его настиг четкий стук шагов. Олег обернулся, шагнув в сторону, чтобы пропустить идущего — внутрь вошел Йерикка.
Точнее, сперва он даже не понял, что это — Йерикка. Человек, стоявший в дверях, открытых Олегом, был прям и подтянут. Длинные, вымытые рыжие волосы стягивала чистая повязка. Юношеское лицо было похудевшим, строгим, но тоже отмытым, одежда — вычищена безукоризненно и зачинена.
Йерикка окинул своих друзей спокойным взглядом, чуть кивнул Олегу, словно они давно не виделись. И спросил Гоймира, приподнявшегося на локтях:
— Когда выходим, князь-воевода?
Лицо Гоймира пробил ток судороги. Он негромко ответил:
— Про что? Все понапрасну… с кем выходить?
Йерикка резким движением намотал край плаща на левую руку и сжал правую, обтянутую короткой перчаткой, в кулак. Вскинул этот кулак над головой…
— Это все — мое, — отчетливо и размеренно сказал, он. — Память о тех, кто пал — моя. Земля, в которой они лежат — моя. Небо, под которым мы живем — мое. Боги и навьи — мои. И я за все это буду драться, пока не погибну — или не выброшу прочь последнего врага. Если надо — буду драться один, потому что… — он вдруг обрушил кулак вниз так, что свистнул воздух и резко запахло озоном: — Потому что это — мои горы!!! Теперь я ухожу. А вы можете жевать свои потери и листать свои страхи. Можете оставаться, если у вас не хватает храбрости умереть по-мужски. Я все сказал.