Глава 6
Moskau, Moskau, Ho-ho-ho-ho-ho, hey
Свой двухместный номер в гостинице «Юность» — в меру хорошей и в меру недорогой, то, что нужно для двоих среднеобеспеченных туристов-журналистов — они покинули около пяти часов вечера. Два часа неизвестным образом были пожраны сменой часового пояса; еще полтора понадобилось на дорогу из аэропорта, да еще половину драгоценного часика сожрала дурацкая, по мнению Марко, привычка его спутника организовывать пространство вокруг себя. Всякая ерунда вроде выкладывания зубной щетки и бритвы на полочку в ванной могла отлично подождать до ночи, когда уже нельзя гулять. Марко изводился у двери, почти как пес, который крутится и скулит в ожидании прогулки; был бы у него хвост — стучал бы им по полу. Он хотел наружу, под серо-золотое небо неведомой страны, прочерченное жуткими вершинами сталинских «замков» — советского барокко, которое в золотом тумане смотрелось даже красиво. Не хуже римских дворцов. Марко любил большие города, рождавшие в нем ощущение свободы, части потока; невозможно было понять, почему у его спутника такое лицо, будто болят зубы.
— И вот сюда еще надо сегодня успеть, — он так ожесточенно водил пальцем по странице путеводителя, что продавливал ногтем бороздку. — Смотри! Церковь святого Климента, Папы Римского. Вот здорово, у раскольников церковь Папы, а тут рядом еще раз, два, три, четыре храма, и все по дороге к Третьяковской галерее. А еще тут же рядом музей художника Тропинина. Ты знаешь художника Тропинина? Он был раб, художник-раб, у русских ведь рабство было до самого… девятнадцатого века, и хозяин нарочно его не освобождал, так и держал, считай, как домашнюю игрушку, а сам глядел, как к нему лучшие люди эпохи ездят…
— Музей — это неплохо. Но не думаю, что Джузеппе имел в виду такое времяпровождение — чтобы мы, едва приехав, пустились в вояж именно по храмам Москвы…
— Снаружи посмотреть, пофотографировать! — изумился Марко. — Все туристы так делают. Так, небось, и сам Грамши делал по первому-то разу!
— Грамши, заметим, в этой стране мог чувствовать себя более свободно.
— Тут и без церквей есть что посмотреть, — покорился Марко. Он еще не привык находиться рядом с Гильермо, спорить с ним… да вряд ли собирался привыкать. — Улочки все эти старинные. Русская еда. Tres specifique, вспомнил Гильермо, однако упоминание о еде отозвалось в желудке чем-то вроде спазма радостного ожидания. Тело намекало, что поесть и правда не мешает, какое там мешает — похоже на лучшую идею на свете. Вернувшись от дверей, он последний раз сполоснул в ванной руки, пригладил щеткой непривычно длинные волосы… Будь это Симоне или любой другой из его братьев, или хотя бы Анджело — Марко бы не упустил шанса его подразнить и поторопить. Мол, сколько можно копаться, прихорашивается тут, как примадонна… Но сама мысль, что так же просто может быть с Гильермо, была недопустима и одновременно кошмарна, и Марко прикусил язык, с которого чуть не сорвалось что-то в этом роде. Только не надо краснеть. Хватит уже краснеть. Непринужденнее, свободнее.
Уже переступая порог, они максимально непринужденно и свободно доспорили до конца — а именно Гильермо сообщил спутнику, что всего сразу успеть нельзя, что по музеям надо ходить утром, а сегодня лучше ограничиться чем-нибудь одним, крупным и обязательным. И коль скоро они — образцово-показательные бестолковые туристы, то и сомнений нет, куда пойти под этим серо-золотым небом Советского Союза: конечно же, на Красную Площадь. Пьяцца Росса. Мавзолей Ленина, храм святого Василия и Вечный огонь. А по дороге где-нибудь перекусить.
Марко, чрезвычайно храбрый и независимый, даже отспорил нечто для себя: спутник его согласился туда, до Площади, ехать на метро, а обратно до какой-нибудь станции в отдалении, например, Кропоткинской, пройти пешком. Да и «чувство синдика» — Гильермо некогда был синдиком в Санта-Марии, мучился целых три года, а потом к облегчению всего монастыря его срок служения кончился, — чувство синдика громко подсказывало, что в самом центре большого города кафе всегда особенно дороги. По дороге можно и перекусить.
«Компаньо дон Камилло». Вернее, в его случае — компаньо фра Гильермо.[10]
Марко разбирал смех при взгляде на товарища, солидного шпиона Ватикана, в джинсах и кроссовках, в рубашке с воротником «апаш», открывавшим ключицы. Гильермо тоже не снял креста, Марко впервые разглядел, какой у него крест — странненький, эмалевый, больше похожий на памятку о Первом Причастии. Но крест выглядел не более чем штрихом к портрету интуриста; Гильермо развернул кепку козырьком назад и стал еще моложе и смешнее. Только выражение лица осталось каким-то слишком серьезным, слишком замкнутым. Однако же хватит пялиться на своего спутника, давно пора пялиться вокруг!
10
«Товарищ отец Камилло» — название одного из серии популярнейших фильмов Джованни Гуарески о Доне Камилло, итальянском священнике, и его вечном антагонисте, коммунисте мэре Пеппоне. В этом комедийном фильме дон Камилло инкогнито отправляется в СССР. (Кстати же, во всех фильмах о доне Камилло его играет французский актер Фернандель).