[(46) «Состояние Эрики меня не радует. Пребывание в Тюбингене ей только навредило, и теперь это совершенно очевидно. Она еще прибавила в весе, стала страшно нервной, не способна ни на чем сосредоточиться и чувствует себя очень несчастной. Это такое горе, что никто не может ей помочь».]
Но для Эрлы Лудин Эрика была не только трудным ребенком. В переписке с матерью Эрика постепенно становится ее советчиком, критикующим или побуждающим к действию; иногда как дочь, а иногда словно от лица отца. В их личном общении доверительные откровения тут же сменялись упреками. Эти истерики дочери порой выводили мать из себя. Когда Эрике исполнилось двадцать лет, Эрла писала:
[(47) «Несмотря на свою физическую зрелость, она еще ребенок, и я осознаю это все сильнее».]
Со смертью отца этот ребенок внезапно повзрослел, но не смог навсегда закрыть дверь в детство. Что значил для них обеих этот мужчина, его жизнь и смерть, – об этом они никогда друг с другом не говорили.
На рассвете 31 августа 1947 года чья-то рука просунула под дверь камеры 389 раскрашенный кусок картона. На нем акварелью было изображено сердечко. Рядом лежало письмо.
[(48) «Мы оба, твой Воробышек и твой Хорст, пришли в твою комнату и стоим теперь у твоей постели. Я держу в своей руке ее ладошку. Для тебя наши цветы и сияние наших глаз».]
День рождения своей дочери Гизелы по прозвищу Воробышек Эмилия Эдельман праздновала в камере следственной тюрьмы в Нюрнберге. В это время сама виновница торжества вместе с бабушкой была в Бад-Тёльце и ожидала возвращения мамы. Но в камере Эмилия в этот день была не одна, а вместе с Хорстом Вагнером, своим возлюбленным, с которым у нее уже несколько месяцев была тайная любовная связь, пока она находилась в тюрьме как свидетель обвинения по делу «Лебенсборна». Вскоре она призналась Хорсту, что у нее есть внебрачный ребенок от офицера СС, пропавшего без вести на Восточном фронте. Хорст Вагнер воспользовался днем рождения дочери как поводом пообещать Эмилии будущее втроем. Счастье казалось таким близким. Выйдя на свободу, Эмилия смогла бы наконец вырваться из паутины лжи последних лет, которая так крепко держала ее.
Забеременев от Эрнста Кемпера, она все время только и делала, что бежала от правды. Сначала она выдала свою родную дочь за приемную. Гизеле было уже четыре, когда она узнала, что Эмилия ее настоящая мать. Девочке до сих пор было трудно произнести слово «мама». Своему возлюбленному Хорсту Вагнеру Эмилия призналась во всем всего несколько дней назад. К этому моменту они уже пять месяцев были парой.
[(49) «О! – ты – однако – все равно – меня любишь, и после этого. Ведома ли тебе глубочайшая тайна моего сердца? Боюсь, что своим признанием я потушила в тебе пламя. Разве не должна я теперь понять и почувствовать, что для тебя отныне закрыт путь ко мне, что само существование моего ребенка воздвигло преграду, которую ты не сможешь преодолеть?»]
Если судить по тексту поздравительной записки, то у Хорста Вагнера по поводу малышки было куда меньше переживаний, чем у ее матери. Он без всяких оговорок принял их обеих и открыл тем самым путь к их общему будущему, к будущему без тайн. Вернувшись в Бад-Тёльц, Эмилия заговорила о свадьбе и совместной жизни со своим «тайным советником». Впервые после окончания войны Эмилия была полна надежд.
Однако ее мать с все возрастающей тревогой наблюдала, как Эмилия то и дело отлучалась на пару дней, чтобы повстречаться с возлюбленным. Уж слишком много какой-то таинственности, слишком много вранья, и во все это Эмилия втянула за последние годы и Гизелу. Возможно, этот чужак ничего и не имеет против малышки, но мать не была уверена в самой Эмилии. Мать считала, что ее дочь способна предпочесть свое счастье счастью девочки и просто сбежать со своим кавалером. Тогда для Гизелы останется только одна дорога – в сиротский приют.
Был поздний вечер, когда Эмилия Эдельман впервые привела своего жениха домой, его отпустили на короткий срок из Нюрнбергской тюрьмы. Когда он пришел, Гизела уже спала. Хорст Вагнер был высоким импозантным мужчиной. Эмилия Эдельман знала, что в Третьем рейхе он был на дипломатической службе. Знала она и о том, что у него тоже есть дети и бывшая жена, с которой он разведен. Но поздней ночью эти вопросы не обсуждались. Когда Вагнер на следующее утро подошел к Гизеле, девочка просто оцепенела от страха, все закончилось криком, слезами и шлепками. Эмилии было ужасно стыдно; она не могла объяснить, что же произошло с дочерью.