Ночью у Эмми появились боли в горле, которые всё усиливались; скоро она почти не могла дышать и впала в панику. Приехавший врач лишь тяжело вздохнул: дифтерия – смертельно опасная болезнь. В машине скорой помощи Вальтер сидел рядом с носилками и был вынужден видеть, как жена изо всех сил борется за каждый глоток воздуха. В инфекционном отделении больницы в Шарлоттенбурге Эмми поместили в карантинный бокс, их разделяла теперь стеклянная перегородка. Она лежала там одна, бледная и безучастная, и смотрела на него. Ее безмолвный жест заставил его сердце мучительно сжаться – она пыталась дать ему понять, что умирает. Он бросился к проходившему мимо врачу, но тот только пожал плечами: будем надеяться на лучшее.
Едва ли он спал этой ночью. На следующее утро до работы он помчался в больницу. Но по уклончивым взглядам медсестер понял, что пришел слишком поздно. Эмми умерла за четверть часа до его прихода.
[(8) «Теперь меня к ней пустили, она лежала на койке, неподвижная и чужая, а я почувствовал полное опустошение, отчаяние и одиночество. Какая ирония судьбы: я пережил опасности и превратности оставшейся позади шестилетней войны, а умереть пришлось моей жизнерадостной, трудолюбивой, веселой жене, матери нашего маленького ребенка, и умерла она именно в тот момент, когда, пережив ужасные времена, мы могли начать новую жизнь».]
Несколько дней до похорон прошли в каком-то помрачении. Сын Пауль был еще мал и не мог осознать утрату, он продолжал жить у тещи Вальтера, которая очень тяжело восприняла смерть единственной дочери. Мать и дочь не виделись и не разговаривали друг с другом после недавней ссоры. Мать даже не пришла к Эмми в больницу – настолько серьезна была их размолвка, о которой она и теперь не хотела ничего рассказывать. Рёмер в полном одиночестве сидел в квартире, которую Эмми, несмотря на всеобщую нужду, сумела обставить столь изысканно. Он уже догадался, что как минимум часть доходов Эмми поступала от процветающей торговли на черном рынке. В остальном он даже не хотел рыться. Ясно было только то, что теперь он остался без нее в борьбе за существование. Его жена заботилась обо всем, по-своему понимая эту заботу.
Время созерцания для Вальтера Рёмера прошло. Теперь ему самому нужно было применяться к обстоятельствам. Голод уже стоял на пороге, потому что денег за работу над автомобильным каталогом для советской военной администрации Вальтер так и не получил. Обращения на биржу труда тоже ничего не дали. В конце концов ему удалось пристроить несколько своих акварелей с ландшафтами и городскими достопримечательностями в одно западноберлинское издательство. Несколько месяцев он жил за счет тоски заказчиков по душецелительным немецким пейзажам от Северного моря до Шварцвальда. Тогда же он познакомился с певицей Урсулой Гаутер, на которой женился год спустя. И, только забрав сына из-под опеки тещи к себе, Вальтер Рёмер понял, что завершил свой долгий путь к обретению семьи.
Он так и не решился поговорить с Эмми о ее тайне. Только с ее смертью кое-что постепенно приоткрылось. Подруги жены и ее давняя начальница как бы мимоходом рассказали ему о том, что происходило в ее жизни в течение последних лет, во время его долгого отсутствия. Были там и некие события, и отношения, в природе которых Вальтер не сомневался, но спустя много лет в своих воспоминаниях он предпочел не называть вещи своими именами. Подробностей же он не желал знать вовсе.
[(9) «Я и так все чувствовал, хоть и не было полной ясности. Все это осталось далеко позади, годы прошли, но зато сохранились прекрасные воспоминания о нашей юной любви, о счастливых годах до войны».]
Вильгельм Леман вернулся домой с войны на трамвае. Незадолго до наступления нового года он был отпущен из лагеря военнопленных в Ландсберге, что к северу от Берлина. Сначала он поездом добрался до столицы, а потом поехал дальше, в район Панков. Утром 1 января он уже был на своей улице. Он медленно шагал, пока наконец не оказался перед такой знакомой дверью своей квартиры. Но теперь почему-то колебался и выжидал. Дом был частично разрушен, но их квартира уцелела. Одному товарищу, который освободился из лагеря раньше, Вильгельм передал записку для жены с сообщением, что тоже скоро будет дома. Получила ли она его записку, он не знал. Несколько минут он простоял перед порогом, обуреваемый самыми противоречивыми чувствами. Все было как во сне. Наконец, взяв себя в руки, он постучал, дверь открылась, и он увидел Хедвигу. По ее глазам он понял, что она не сразу его узнала, хотя и ждала. Товарищ передал ей записку мужа.