Но я не смогла себя пересилить, скукожившись под одеялом и прислушиваясь к происходящему.
Голос Марата заставил задрожать от страха и ненависти. Всевышний, если бы я могла убить его, я бы это сделала! Может, так и стоит поступить?
Он же говорил мне, что я не переживу первую брачную ночь… Вот и посмотрели бы, кто кого переживет… В конце концов, удар ножом в живот усмиряет любого, в том числе и самого буйного… А я, если подумать, уже дошла до той крайней степени отчаяния, когда даже убийство не кажется жутким. А просто спасением от неминуемого…
Марат, как обычно, разговаривал так, словно все вокруг были ему должны. Дворник отвечал односложно, равнодушно даже. И не пытался настаивать, уверять, что меня тут нет. Наверно, сразу увидел, кто перед ним, и испугался. И я его понимала…
В какой-то момент мне показалось, что дворник сейчас просто развернется и покажет Марату, где я прячусь. Как раз, когда Марат предложил деньги… У него есть деньги. И много. Он может многих купить, и уж тем более такого простого работягу…
И, опять же, если бы дворник так поступил, я бы не обиделась на него.
Но дворник как-то легко и быстро выпроводил Марата прочь, запер дверь, постоял немного, прислушиваясь, а затем вернулся в комнату и позвал меня.
— Вылезай, — сказал он, — говорить будем…
И я откинула одеяло. Говорить, так говорить. По большому счету, скрывать мне нечего, а он заслуживает того, чтоб знать, во что ввязался.
Я спустила ноги с топчана, поежилась под внимательным взглядом хозяина дворницкой, и он тут же сказал:
— Сначала чай попьем. А то замерзла, наверно… Голая совсем ходишь…
Я в недоумении осмотрела себя: джинсы, куртка, кроссовки… Где же голая?
— Садись, — он кивнул на стул у стола, а сам, щелкнув кнопкой чайника, принялся возиться с заваркой.
Я, пользуясь моментом, принялась оглядываться.
Раньше мне как-то не приходилось бывать в таких местах, и потому было интересно.
Комната, с окрашенными в серый цвет стенами, выглядела опрятной и жилой. Чувствовалось, что человек, обитающий тут, аккуратист.
Возле самого входа находилась стойка с инструментами, метлой, граблями, широкими такими, веерообразными, для сгребания листьев. Чуть дальше, уже в самой комнате, на полу лежал цветной короткошерстный ковер.
Я заметила, что дворник успел снять обувь у порога и теперь ходил в носках.
И, устыдившись того, что не только не стащила кроссы, а еще и на топчан, под одеяло, в них полезла, принялась снимать их, цепляя носком пятку.
В этот момент дворник повернулся, заметил мое копошение и, сдвинув брови, сказал:
— А ну прекратила. И так пол холодный.
— Но у вас же тут… Чисто… — промямлила я, пугливо поджимая ноги.
— Не особо, — сурово возразил дворник, а затем поставил передо мной кружку с парящим напитком, придвинул вазочку с печеньем и конфетами, — ешь, пей.
— Спасибо, — прошептала я, обхватила кружку, с наслаждением грея о ее бока пальцы.
Пахло от чая очень вкусно, смородиной и еще чем-то, таким же душистым.
Я аккуратно пила чай вприкуску с конфеткой и ощущала, что именно этого мне и не хватало для успокоения.
Весь этот дурацкий вечер, в котором все в какой-то момент пошло наперекосяк, показался не особо и страшным. Ну бывает, неприятности… В конце концов, все образуется. И Аделька вернется, куда она денется, зараза… И получится у меня уехать отсюда, из проклятого города, сожравшего мою маму. Но меня не сожрет. Подавится.
— Кто эти парни? — неожиданно прервал мое блаженное спокойствие дворник.
— Мой… типа жених, — призналась я, со вздохом отставляя кружку и поднимая на мужчину взгляд, — спасибо вам огромное, что не отдали… Как вас зовут?
— Бродягой зови, — благосклонно кивнул он, — и чего же ты от жениха бегаешь? Вроде, видный парень…
— Видный… — сжала я губы, — только подонок и тварь.
— А узнала ты об этом недавно, конечно же, — усмехнулся он, — а до этого любовь была неземная?
— Нет, — тон, которым я перебила Бродягу ( что за прозвище такое?), даже мне показался жестким. Но как-то не понравился его голос, слегка иронический.
Таким взрослые, умудренные опытом люди с детьми неразумными разговаривают. И по головке гладят, бормоча: “Ну что ты, маленькая? Ну не переживай… Поругались, помиритесь, все бывает…”
Отец так делал. Он всегда считал, что лучше меня знает, что мне надо, но в последние полгода эта его уверенность обрела совершенно другие, крайне неприятные черты.
И сейчас мне в голосе Бродяги почудились прямо отцовские интонации, и это задело.