Это война. Открытая война. Онассис заявляет одному журналисту: «Джеки прелестная птичка, которой необходимы безопасность и свобода, и я ей их даю. Она может делать абсолютно все, что захочет. Я буду вести себя так же. Я никогда не задаю ей лишних вопросов, как и она мне».
Джеки в своей нью-йоркской квартире читает это интервью — и ее охватывает тревога. Что это значит? Она ему надоела, и он решил ее бросить? В ней вновь просыпается страх, мучивший ее в детстве, боязнь быть покинутой. Она не в состоянии этому сопротивляться. Гордая Джеки летит в Париж и просит прощения. Одна только мысль о том, что он может решиться на развод, ужасает ее. Ей не приходит в голову, что Онассис, как все избалованные вниманием мужчины, пресытился своей игрушкой. Он обхаживал Джеки, пока не вынудил у нее согласия на брак, женился, привел весь мир в состояние шока, получил свою порцию рекламы и почестей. И теперь готов заняться чем-нибудь другим. Он повидался с Каллас, почувствовал, что их взаимная привязанность не угасла, убедился, что она все еще предана ему и любит его до потери голоса. Она гречанка, как и он, страстная натура, склонная к самоотречению. Она ждет его, понимает его, принимает таким, какой он есть. В ее обществе он отдыхает. В греческом смысле слова она — его жена.
Все, что раньше забавляло его в Джеки, теперь кажется ему скучным. Он упрекает ее за расточительство, за холодность, за равнодушие к его детям, Кристине и Александру, к культуре его страны. В такие минуты он становится черствым и жестоким, и Джеки приходится отступить. Она готова на все, лишь бы не потерять его, и подписывает бумагу, согласно которой ее доля наследства снижается до 2 % от его состояния. Не потому, что еще любит его — она дала себе слово покончить с этим опасным чувством, — просто из страха, что ее бросят. Если она и порвет с ним, то не раньше, чем сама того захочет. Решать должна она. Иначе разрыв станет для нее травмой, от которой ей не оправиться никогда. В своем первом замужестве она была под защитой Истории: президент Соединенных Штатов не может развестись. Теперь, когда она замужем за Онассисом, у нее нет никаких гарантий. Они приходят к соглашению: оба будут вести себя так, словно между ними все по-прежнему. Видимость надо соблюсти. Он будет оплачивать ее счета, как и раньше, но отныне он — свободный мужчина.
Джеки облегченно вздыхает: он остается. Другие женщины? Если бы у него была единственная связь, о которой болтали бы все кругом, она волновалась бы, а многочисленные тайные связи ее не беспокоят. Сотрудник Онассиса Коста Грацос утверждает, что «пылкость ее чувства к Онассису была прямо пропорциональна суммам, которые она от него получала».
На самом деле все было сложнее. Получить деньги было для Джеки в каком-то смысле все равно что услышать признание в любви. Чем больше ей разрешают сорить деньгами, тем больше ею дорожат. Вспомним, как Блэк-Джек проматывал остатки своего состояния, потакая капризам двух своих маленьких принцесс, призывая их больше тратить, покупал им жемчужные колье, золотые цепочки, костюмы для верховой езды, пока у него не иссяк банковский счет. В то же время он менял женщин как перчатки и навязывал Джеки и Ли общество своих любовниц. Джеки утешалась мыслью, что эти случайные подруги ничего не значат для него: все равно он любит ее больше всех. Ведь это ради нее он разоряется…
Если ее спутник жизни остался с ней и выполняет все ее желания, значит, он ее любит. Обо всем остальном — любовницах, семейных сценах, оскорблениях — она предпочитает не думать. Джеки на столь многое закрывала глаза, так долго затыкала уши, что в конце концов научилась не замечать то, что ей неприятно. Она забирается на свое облако и там рассказывает себе разные волшебные истории.
Чтобы забыть о недавних разочарованиях, она оживляет память о погибшем муже, легендарном и безупречном. Тщательно следит за вечным огнем на его могиле, зная, что это поможет ей восстановить репутацию и вызовет недовольство Ари. Она присутствует на всех церемониях и мероприятиях, посвященных памяти Джона Кеннеди. Возможно, у Онассиса нет соперника на этом свете, зато есть на том, что создает куда большие проблемы.
«Гордому греческому мужу нелегко было жить в тени другого мужчины. Так и возникло внутреннее отторжение, неожиданное для него чувство, которое охватывало его всякий раз, когда Джеки с явным удовольствием отмечала очередную памятную дату: годовщину смерти Джона, годовщину их свадьбы, а также основных этапов политической карьеры покойного президента, подробно рассказывая обо всем этом детям», — рассказывает Дэвид Хейман.