- Вы не поняли, - втолковывала девушка радостно. - Вы совсем-совсем ничегошеньки не поняли вообще. Это не мой конь. Это ваш конь. Это подарок.
- Спасибо, - ответил Важдаев. - Но шутка, пожалуй, затянулась. Может, она и не плохая, но у меня что-то нет настроения.
- Какие шутки? Это правда ваш конь. Берите же, вы же любите коней.
- Лариса, - повысив голос, позвал Важдаев. - Садись, едем. Извините, нам пора. Всего доброго и, надеюсь, на этом розыгрыш закончен, - добавил он девушке, та обиженно пожала плечами, повернулась к четвёрке у минивэна и крикнула:
- А я вам сразу говорила! Ну вот прямо сразу же! Фуфло это всё! Не нужен ему его конь!
Тотчас же один из них, как сорвавшись, летящим шагом пересёк дорожку, и Важдаев только сейчас увидел, что в руках у него лом, и этим ломом мужчина, хакнув, с размаху ударил коня по голове. Конь в ужасе шарахнулся, и лом прошёл вскользь, однако девушка удержала животное с непонятной силой. Конь, привстав на дыбы, переступил задними ногами, но ещё один из четверки, обогнув машину, уже выскользнул сзади с таким же ломом в руках и обрушил удар на тонкое место над самым копытом. Громко треснув, словно доска, кость подломилась, конь закричал, как человек, и рухнул на бок. Раз за разом он пытался подняться, но его уже крушили железом со всех сторон, по голове, по спине, по рёбрам; девушка, бросив поводья, запрыгнула задом на капот важдаевской "Вольво" и, надкусив печенье, качала скрещёнными ногами, а на ступеньках подъезда, не слышная в гвалте, диким криком кричала Лариса. Важдаев, наконец, опомнился и кинулся то ли к коню, то ли к жене, то ли куда-то ещё, он не знал и сам, но его взяли сзади в неразрываемый замок, и он не мог ничего, только смотреть. Наконец, коню с хрустом попали по затылку, он повалился на бок уже окончательно и в агонии забил ногами; перебитое заднее копыто моталось само по себе на тонкой коже, словно готовое сорваться; кто-то наступил ему на морду ногой, сверху отвесно вогнал лом в глаз и начал раскачивать его вперед-назад, влево-вправо, по кругу, разворачивая глазницу; конь содрогнулся в последний раз, вздохнул, освобождаясь от смертной муки, и, опав, замер. Лариса перестала кричать, она посинела лицом, теряла сознание, но боролась, шла по кругу на отнимающихся ногах, хваталась рукою за грудь, за воздух; перегнувшись пополам, цепляла ногтями асфальт. Её клонило вбок, в слепом движении своём она будто замыкала в кольцо одного из напавших, и тот на месте поворачивался вслед за нею с ломом в руках, медленно и как бы в веселом недоумении, словно предчувствуя шутку, но не улавливая пока её смысл. Наконец, Лариса потеряла равновесие и, выставив руки, упала перед ним на четвереньки, и тогда он рассмеялся, будто, в конце концов, понял.
- Это что же, ваша жена? - громко крикнул он Важдаеву и, не получив ответа, добавил задумчиво и сам себе:
- Красивая.
*****
Поздно вечером, уже после больницы Важдаев заехал в полицию снова. Пришлось немного подождать, ему предложили кружку чаю, и он взял, чтобы что-то было в руках, - сидел, уперев локти в колени, сделал поначалу пару глотков, но потом просто держал и смотрел в чай, так было лучше. Вошёл и сел через стол утрешний майор, спросил про какую-то Ларису Владимировну, и Важдаев от смертельной душевой усталости даже не сразу сообразил, о ком это он, хотя как раз о ней и думал.
- Спасибо, - всё-таки понял он. - Лучше. Неважно, но лучше. Что вы узнали в банке?
- Ничего, - ответил майор. - Мы там пока ещё не были.
- Да? А где вы были?
- По вашему делу почти нигде. Не хватает людей.
- Ах вот даже как. И где все ваши люди?
- Кто где, - сказал майор. - Один на больничном, аппендицит. Другой в отпуске. Третий, собственно, тоже, это я. У остальных дел выше крыши.
Важдаев снова посмотрел на кружку с чаем, подумал, не разжать ли пальцы, чтобы она выпала и разлетелась майору об пол, но, вздохнув, всё же поставил её на стол.
- Я могу сформулировать за вас, - предложил он. - В конце концов, это же всего лишь конь. На мясокомбинатах таких, как он, каждый день забивают пачками, и никто по этому поводу не чешется...
- Нет, - прервал майор. - Разумеется, это не всего лишь конь. То есть, в ваших словах немало истины, но это не всего лишь конь. Просто спешка ему уже не поможет. Спешка не поможет уже никому.