— Если все будут бастовать, я тоже буду. Не в моем характере подводить товарищей.
— Эта забастовка не только протест против повышения платы за проезд в трамвае. Мы протестуем против многих вещей, — разъяснял товарищам молодой рабочий-слесарь.
— Хосе прав, мы протестуем против многого, — подтвердил бывший крестьянин.
Рабочие, лежа на траве у заводской стены, смотрели в поля, расстилавшиеся вокруг соседнего монастыря.
Аугусто держал в руках бутылку с вином, которую ему принес Ольмедилья.
— Ну, как вы считаете? — спросил он рабочих.
Рабочие молчали. Одни тщательно вытирали кусочками хлеба кастрюльки, другие курили.
— Дай-ка сюда бутылку.
— На. Только смотри не забывай, нас много, — напомнил Аугусто.
— Ну это… как его… я, наверно, сморожу глупость…
— Ладно, давай выкладывай, а то еще, чего доброго, подавишься.
— Я вот что хочу сказать. Терять нам, как говорится, особенно нечего.
— Это как смотреть, — возразил один из слесарей. Присев на корточки, он усиленно жестикулировал. — Да, как смотреть, — повторил он. — Меня зовут Эулохио. Вы все меня хорошо знаете и знаете, чем я дышу. Я всегда и во всем выступал первым. Но сейчас говорю: надо посмотреть! Если все будет подготовлено как следует, я имею в виду не только наш завод, а всех рабочих Мадрида, тогда такая забастовка — большой шаг вперед. Но если она не удастся, тогда другое дело, тогда это шаг назад. Если мы провалим это дело, нас скрутят в бараний рог.
— Как бы плохо ни получилась забастовка, даже если совсем сорвется, все равно это шаг вперед, — заметил Аугусто.
— Я что-то тебя не совсем понимаю.
— Во-первых, мы не можем заранее считать, что забастовка не удастся. Во время бойкота или стачки рабочие не должны занимать оборонную позицию. Но даже если мы сделаем только попытку бастовать, это уже будет шагом вперед.
— Ну, если так смотреть на вещи, тогда конечно, — признал правоту Аугусто рабочий-электрик.
— Наш инженер уверял, что, если мы будем усердно работать, все получим часть прибыли с производства. Пока, правда, никакой прибыли мы не видали.
— Наверное, эта прибыль отдыхает на даче, — рассмеялся пожилой рабочий.
— А моя жена уже наметила, что купит на эти деньги: кровать для ребятишек и пару одеял.
— Прибыль с производства для нас — это бабушкины сказки, — заметил один из квалифицированных рабочих.
— Пускай нам скажет свое мнение Антонио.
— Что-то он притворяется глухим.
Антонио встал и прямо в глаза посмотрел своим товарищам.
— Я, — сказал он веско, — хотя некоторые и смеются над моей набожностью, о таких вещах думаю так же, как вы. Если для того, чтобы нам повысили зарплату, надо протестовать, я буду протестовать первым. Если для протеста против дороговизны жизни надо не пользоваться транспортом один день или целый год, я не буду им пользоваться. И вся недолга. Я только считаю, что ни к чему поднимать столько шума: обсуждать, растолковывать нам, как маленьким, и все из-за такого пустяка, о котором написано в листовках.
— Очень хорошо сказано, Антонио, — похвалил Аугусто.
— Так, значит, ты согласен?
— Согласен.
Заводская сирена позвала рабочих в цеха. Они возвращались к своим станкам, продолжая оживленно переговариваться. Входя в цех, каждый пробивал на контрольных часах свою карточку.
В день забастовки Хоакин встал раньше обычного.
Утреннее ласковое солнце растекалось по улицам. Рабочие из Куатро Коминос и Тетуана небольшими группами размеренно, не торопясь, шагали по Браво Мурильо и Гарсиа Морато, неся в руках узелки с едой. Это был спокойный, уверенный марш трудящихся Мадрида. Рабочие шли со смехом и прибаутками, весело здороваясь друг с другом, высоко подняв голову, с улыбкой на устах.
Строительные рабочие, рабочие фабрик и заводов, служащие контор, продавцы магазинов, словом большинство горожан, шли пешком по улицам города.
В предместьях. Мадрида патрулировали конные гвардейцы с саблями наголо. На площадях и улицах, где наблюдалось наибольшее скопление рабочих, стояли закрытые грузовики, набитые полицейскими, ожидавшими инцидентов.
В Вальекасе, Легаспи, всюду, где преобладало рабочее население, охрана и слежка были доведены до предела. На трамвайных остановках, у входа в метро вооруженные винтовками и пулеметами гвардейцы следили за каждым шагом бастующих. Но марш трудящихся по улицам столицы был мирным и спокойным, нигде рабочие не дали ни малейшего повода для вмешательства полиции.