— Да, — подтвердил Рамиро, глядя на дочь, — она у нас умненькая.
Супруги стояли молча, взявшись за руки. Спускались сумерки, ясный месяц вытеснял остатки солнечного света. Безусловно, это был самый счастливый вечер в их жизни.
— Сколько мы должны?
— Посчитай сам: пятьсот ты просил в конторе. Двести должны в лавку и еще расплатиться за твой костюм. Пятьсот плюс двести и сто пятьдесят. Итого восемьсот пятьдесят.
— Почти полная конторская зарплата. Да, много мы потратили.
Бланку в начале их супружеской жизни коробило то, что Рамиро требовал от нее отчета в денежных делах. Но теперь она сама охотно брала карандаш и быстро подсчитывала траты.
— Могу сейчас же сказать, на что уходят деньги.
— Я тебе верю, но мы тратим намного больше, чем я зарабатываю.
— Наверное, я покупаю себе парижские наряды! Послушать тебя, так можно подумать, что я транжирка.
— Нет, ты не такая. Но мы не можем расходовать больше того, что я получаю. А теперь, с новой квартирой, у нас прибавятся траты.
— Я и так выворачиваюсь наизнанку, чтобы сэкономить. Не могу же я творить чудеса!
— Давай ужинать! Я голоден как волк, а это так вкусно пахнет, — сказал Рамиро, тыча пальцем в кастрюльку, дымившуюся на керосинке. Он даже привстал, чтобы зачерпнуть ложкой из кастрюльки. — Какие вкусные бобы, ты их здорово готовишь.
— Вот приноси побольше денег, я тебе еще не такое приготовлю.
— Ах, эти свинячьи деньги!
— Да, свинячьи. Только побольше бы их было…
— Ходят слухи, что к нам приедут американцы. Может, хоть посодействуют чем-то. Немцам они здорово помогли.
— А разве мы раньше не выступали против американцев? Для меня политика — темный лес. После окончания войны все газеты только и делали, что поливали американцев грязью.
— Да, было дело…
— Испании они ничего не дадут, только себе возьмут. Мы же такие олухи…
Они снова замолчали. Двор погрузился в глубокую темноту, лишь в вышине тихо мерцали звезды.
— Нам нужны деньги на переезд. Попрошу аванс у начальника.
— А сколько нужно будет платить за квартиру?
— Пятьдесят дуро. Пустяки по нынешним временам. Через полсотни лет будет наша.
— Через полсотни лет из нас трава будет расти, — возразила Бланка. — Если выживу, мне стукнет восемьдесят.
— Останется для девочки.
Бланка принялась жарить яичницу.
— Знаешь, почем купила яйца? По двадцать пять дюжина. Понял?! По двадцать пять! Ну, не позор ли это? Целых пять дуро!
Рамиро неопределенно махнул рукой.
— Можно подумать, тебе начхать на то, что я говорю.
— Да нет, не в этом дело. Просто я очень доволен.
— Да, ты прав. Я тоже довольна.
Это был поистине счастливый для Бланки вечер. Вне всякий сомнений.
Полицейский откинулся на спинку стула.
— Так, значит, тебя зовут Энрике, — сказал он.
Энрике ничего не ответил. Он еще ни разу не открыл рта с тех пор, как сюда попал.
Полицейский, сидевший за столом, посмотрел на другого, стоявшего в дверях. Глазами показал на Энрике.
— Вы его обыскали? — спросил он.
— Дома у него ничего не нашли.
— У кого он живет?
— У своего приятеля с завода, некоего Аугусто. По их словам, снимает у них угол.
— А что сказал этот самый Аугусто?
— Ничего. Сказал, что ничего не знает о жизни Энрике.
— Так.
— Мы смотрели в архиве.
— Ну и что?
— Ничего. Ни тот, ни другой не числятся.
— Хорошо. — Полицейский, сидевший на стуле, снова обратился к Энрике. — Я вас ни о чем спрашивать не буду, вы мне сами обо всем расскажете. Можете начинать.
— О чем рассказывать? — спросил Энрике. Полицейский снова внимательно посмотрел на него. Потом наклонился и достал из ящика стола бумагу.
— Узнаешь это?
— Да.
— Где видел?
— На заводе, да и по всему Мадриду.
— Ты их принес на завод?
— Нет.
— А кто тогда?
— Не знаю.
— Это ты их принес. Где ты их видел?
— У заводской стены.
— Послушай, так мы с тобой не договоримся. Нам обоим плохо будет. Мне — потому, что я не смогу пойти вовремя поужинать, а тебе — потому, что ты все равно в конце концов заговоришь.
— Я ничего не знаю.
— Так мы ни до чего не договоримся.
Энрике поднял глаза. Комнатка была маленькая, квадратная. У стены шкаф и картотека. На столе, за которым сидел полицейский, зажженная лампа. На стене два портрета.
— Гонсалес, — позвал полицейский, не поднимая головы. — Принеси все, что у него нашли.
Другой полицейский почти бесшумно положил на стол небольшой сверток.