— Да вы не знаете, сеньора Мария, что Ауреа наговаривает па вас. Уверяет, будто вы так втюрились в своего муженька, что, стоит вам увидеть его штаны, вы тут же забываете про взбучки.
Донья Пруденсия уходила к себе в комнату. Там она приводила в порядок лоток, подсчитывала дневную выручку. Затем укладывалась спать и спала до девяти часов утра.
Он оторвал взгляд от станка и посмотрел на металлические фермы в пролете цеха. Свет лился через зеленоватые стекла, усеивая пол маленькими солнечными квадратиками.
С минуту он прислушивался к шуму в цехе. Стоял стук и звон инструментов, мерный гул работающих станков, раздавались распоряжения мастеров, изредка работницы затягивали песню, скрипели вагонетки.
Хоакин работал в главном корпусе завода. Пятьдесят токарных станков различных размеров. Двадцать фрезерных. Десять автоматических строгальных. Десяток механических пил. Сверлильные, шлифовальные станки. Испытательные стенды для моторов. Столяры, электрики, слесари, чертежники, химик. Два инженера и пять техников. Административный отдел. Контора управляющего. Два грузовика с газогенераторами. Пикап марки «форд» и четыре водителя. И пятьсот рабочих: мужчин, женщин, подростков.
— А ну, прекратите петь, это запрещено! — кричал мастер работницам. — Не пытайтесь провести меня, — заявлял он ученикам.
Женщины умолкали, и мастер прохаживался мимо них, придирчиво рассматривая работу.
— Петь даже запрещают. По-ихнему, надо вкалывать без отдыха целый день за какие-то поганые четыре дуро, — пробурчал токарь, работавший рядом с Хоакином.
Хоакин молча установил линейку, которую держал в руках. Вставил резец в револьверный суппорт и пустил станок на малых оборотах. Стальная стружка, закручиваясь штопором, вилась вокруг шпинделя.
— Подай мне калибровку, Энрике.
— Ну как люди не станут лодырничать? — сказал Энрике, передавая Хоакину калибровку. — Заколачивают деньги на халтуре, а в рабочее время знать ничего не хотят.
— Ты все еще живешь у Аугусто? — спросил Хоакин Энрике.
— Да, все там, но мне уже осточертело. Аугусто хороший товарищ. Это он меня тут устроил, по дома у него слишком мало места на всех.
Оба рабочих помолчали; Хоакин замерял калибровкой деталь.
— Еще надо снять пять десятых, — сказал он.
— Селестино, Селестино, жена звонит тебе! — крикнул мастер со своего места.
Селестино и Антонио пилили доски рядом со станком Хоакина. Селестино работал старшим столяром, Антонио — подсобным. Селестино был лет тридцати, смуглый, худой. Женат, имел трех детей. Скоро ожидался четвертый. Прошло всего несколько месяцев, как его выпустили из тюрьмы.
— Меня обвинили в помощи восставшим, — объяснил он.
Селестино умел и любил поговорить, ученики его просто обожали. Он собирал их в обеденный перерыв и рассказывал истории времен войны.
— Я служил в кавалерии, был как конник Буденного в русскую революцию.
Селестино и Антонио были двоюродными братьями. Антонио вовсю старался вернуть своего брата в лоно церкви. Он носил ему пропагандистскую литературу, которую распространяли католические организации среди рабочих.
— Ну, парень, прямо не верится, что ты мой брат. Чисто восковая свечка, — недоумевал Селестино, когда Антонио всучивал ему листовку, распространяемую католическими группами.
— Там на собраниях говорят обо всем и совершенно свободно. Вот пришел бы хоть раз, сам убедился бы, — возражал Антонио.
— Рассказывай эти байки другим. Мне бы побольше зашибить денег, а не читать энциклики.
Селестино, поговорив по телефону, подошел к Энрике.
— Видал писульки, которые таскает мой братец? Втемяшил себе в башку, что пойдет на собрание священников и рабочих.
— Хорошенькое сочетание, — рассмеялся Хоакин.
— А может, ему там интересно, — заметил Энрике.
— Звонила жена. Передала, что мальчику стало лучше, — сказал Селестино.
Энрике достал табакерку и предложил товарищам закурить. Трое рабочих неторопливо свернули самокрутки.
— Осторожно, — сказал Хоакин. — Мастер идет.
— Этому стоило бы дать как следует, — процедил Селестино.
Мастер медленно шел между станками.
— Эй, Селестино, ты уж полчаса как чешешь языком. Пора бы и поработать.
— На любой работе бывает перекур. Я только закурил с ребятами, — возразил столяр, снова принимаясь пилить доски.