— Никак не найду, — забеспокоился отец девушки.
— Какой ты растяпа, не иначе как потерял, — вспылила жена.
— Причем тут рассеянность? — пожал плечами жандарм.
Девушка встала на сиденье и принялась рыться в чемоданах, которые лежали на полке.
— Вот они! — вдруг сказала она. Когда она усаживалась на место, у нее приподнялась юбка.
— Прикройся, дочка, — цыкнула мать.
Девушка покраснела. Она была без чулок.
Матиас накинулся на Лусио с расспросами о деревенских делах. Все сидели за большим столом в ожидании ужина. Мария внимательно прислушивалась к разговору, хлопоча и накрывая на стол.
— Что сегодня на ужин? — спросил Матиас.
— Картофельное пюре с рыбой.
— Подавай скорей, Лусио небось здорово проголодался.
— Я перекусил в поезде колбасой с хлебом, — ответил Лусио.
— Ну, как там все?
— Хорошо. Старик сейчас, наверное, косит. Немного пошумел, когда я уезжал.
— А как живут те, кого я знал?
— Хуана, сына дядюшки Эулохио, убили при взятии Овьедо. А ты помнишь дона Эмилио, священника? Такой боевой был, вел себя, как настоящий храбрец. Как только узнал о восстании[10], тут же собрал всех нас в церкви. А после, как мы захватили аюнтамиенто, пошел с нами па фронт.
Хоакин молча смотрел в окно, выходившее во двор.
— Я заработал сержантские нашивки. Здорово было на войне.
Слушая рассказы двоюродного брата, Матиас вспоминал старые времена.
— Да, здорово ты Лоле подсуропил, — смеялся Лусио. — Мужа ее расстреляли как красного. Никто толком не знал, откуда и кто он, этот Франсиско, ну, считался леваком, а на поверку оказался сенетистом[11].
— А что теперь делает Лола?
— Не знаю. Уехала из деревни с детьми.
Хоакин посмотрел дяде в лицо.
— Здесь тоже такое происходит. Отца моего друга Антона приговорили к смертной казни. Его выдал привратник.
— Антона? Из третьего подъезда? — спросила Мария.
— Да, вчера узнал.
Беседа на минуту угасла.
— Послушай, Лусио, — сказал вдруг Матиас. — А ты не мог бы за меня замолвить словечко перед этим генералом, к которому у тебя рекомендательное письмо?
— Если будет повод, попытаюсь.
— Можешь рассказать ему про меня, — настаивал Матиас. — Я никуда не лез, спокойно делал свое дело. Не был ни за, ни против националистов. Я даже не знал имени Франко. И в политике ничего не петрил. А когда еще до войны ко мне приставали, чтобы я вступал в левые организации, я всегда отказывался. Только когда началось восстание, мне пришлось отметиться в Народном доме и пойти копать окопы. Ну, в чем тут моя вина?
Лусио пожал плечами.
— Я делал только то, что мне приказывали, и все, — продолжал Матиас.
— Но ты все же отмечался в Народном доме.
— Да, — протянул Матиас, словно оправдываясь.
Мария ушла на кухню мыть посуду. Трое мужчин продолжали вести беседу в столовой. Раздался стук в дверь, и вошла квартирантка.
— Добрый вечер, — поздоровалась Антония, проходя мимо мужчин к себе в комнату.
— Это одна из наших жиличек, я тебе уже говорил о ней, — заметил Матиас.
— Да.
— Ты только пойми меня.
— Посмотрим, что можно будет сделать, Матиас. Я понимаю твое положение, да потом мы как-никак одной крови. Чего доброго, могло и со мной приключиться такое, но я попал в другой лагерь.
Матиас улыбнулся, казалось, он немного успокоился. Хоакин лег спать, а двоюродные братья еще долго разговаривали.
— Дела у нас в семье неважные. Мария говорит, что сыта мной по горло, да и мне она надоела. А теперь, знаешь ли, стала пить.
— И ты позволяешь?!
— Я уж все перепробовал и бил ее не раз.
— Женщина должна слушаться. Иначе в доме ад, — сказал Лусио.
Они немного помолчали. Матиас снова завел свое:
— Когда пойдешь к генералу, замолви за меня словечко.
— Ладно, у меня очень хорошее рекомендательное письмо. Отличное письмо. Уверен, место служителя мне обеспечено. Дон Эмилио говорит, что его двоюродный брат обязательно станет министром.
Солнце пряталось за горы. Лишь одинокие красные лучи пламенели на неприступных вершинах горного кряжа. Свежий ветер поднимал пыль на шоссе.
Трое парней сидели вокруг небольшого костра и смотрели на Малыша. Главарь стоя говорил. Лукас полулежа внимательно слушал. Хуан неторопливо грыз прутик. Педро глубоко засунул руки в карманы брюк.
Малыш, опустив руки в карманы куртки и подняв воротник, повторял: