Малыш, услышав сигнал Лукаса, приказал Педро:
— Заберешься ты. Я с тобой. Постарайся, чтобы мешки не плюхались с шумом, и ни слова, пока работаем. Все надо делать очень быстро. Как поравняемся с придорожным столбом, прыгай, Хуан с Лукасом оттащат мешки сюда.
— Ладно!
Они теснее прижались к камням; свет фар стал еще ярче.
— Едет без охраны, — подойдя, сказал Лукас.
— Поднимись и посмотри еще раз, как бы гвардейцы не испортили нам обедни. Потом быстро спустишься, чтобы помочь Хуану.
— Счастливо! — сказал Лукас.
Грузовик поравнялся с придорожным столбом. Малыш и Педро вскочили и, бросившись за ним, быстро догнали. Педро на бегу ухватился за задний борт машины. Малыш уцепился сбоку. Педро подпрыгнул и стал карабкаться по мешкам. Схватив обеими руками мешок, он подтащил его к борту и перекинул. Малыш сбрасывал уже третий мешок. Парни не смотрели друг на друга, каждый старался не мешать другому. В полном молчании разгружали они машину.
Малыш столкнул еще один мешок на шоссе. Хуан и Лукас оттащили его к обочине. И тут Малыш подал Педро сигнал прыгать. Прежде чем спрыгнуть самому, метнул взгляд в сторону кювета. Хуан с Лукасом оттаскивали последний мешок. Малыш успел заглянуть в окошко кабины: там виднелись спины шофера и его напарника.
Перед тем как оставить грузовик, Педро тоже сбросил еще один мешок. Малыш уже спрыгнул; на миг показалось, что он вот-вот упадет, но он, изловчившись, выпрямился и устоял.
— Даже не заметили, — громко сказал Педро. Никто ему не ответил.
Малыш, лежа в кювете, тер лодыжку. Лукас отирал пот, обильно струившийся по лицу. Хуан пересчитывал мешки.
— Одиннадцать штук. Отличная работа, — заметил он.
Грузовик рокотал с каждой минутой все дальше и дальше, где-то на подходе к Скале львов.
— Все прошло как по маслу.
Хуан свернул сигарету и замурлыкал ту же песенку, которую напевал у костра.
— Кривой вот-вот подъедет. Сейчас уже без десяти двенадцать, — сказал Малыш, глядя на часы.
Они повалились на землю и стали ждать. Дождь прекратился.
Антон жил на четвертом этаже, в комнате с окнами на улицу. С балкона виднелись крыши домов, расположенных на противоположной стороне, и вся длинная улица, заканчивавшаяся у площади Бильбао.
Мать Антона обычно шила, примостившись на широком подоконнике. Эта веселая, жизнерадостная женщина непременно что-нибудь пела. Отец Антона работал счетоводом в конторе. Был он лет сорока, высокий, сильный, смуглолицый. С прямым, открытым взглядом.
Часто, возвратившись домой, он вел беседы с детьми. У Антона была младшая сестра.
— Ну, как дела в школе?
Антон показывал отцу отметки.
— Низкая оценка по математике — плохо. Надо поднажать, сынок. Дети трудящихся должны быть готовы к будущему. В один прекрасный день мы возьмем власть в свои руки, и тогда нам понадобятся люди, которые способны управлять машинами, составлять планы, строить дома, создавать экономику.
— А у тебя как? — спрашивал он дочь.
Девочка тоже показывала отцу свои отметки.
— Когда вырастешь большая, пойдешь работать. Прошли те времена, когда женщине полагалось только делать домашнюю работу и искать мужа. Женщины должны будут работать наравне с мужчинами, осваивать новые специальности.
Воскресными утрами он часто выбирался с детьми в окрестности Мадрида. Ребята не променяли бы ни на что на свете эти прогулки с отцом.
Однажды, вскоре после окончания войны, в квартиру Антона нагрянула полиция. Произвела обыск и нашла нелегальную литературу.
— Это книги по вопросам экономики, — объяснял отец Антона.
— Здесь напечатано — Энгельс, — ответил один из полицейских.
После обыска полиция увела главу семьи.
— Я скоро вернусь, — сказал он домашним.
Мать Антона уже не выходила на балкон петь песни. Порой ее видели в очередях за хлебом; соседки интересовались судьбой мужа.
— Ну как? Знаете что-нибудь о нем?
— В четверг ходила в Порлиер его навещать. Чувствовал себя ничего.
— Когда его будут судить?
— Ничего не знает.
— Моего двоюродного брата, — сказала одна из женщин, — держат больше пяти месяцев без всякого суда.
— А в чем его обвиняют? — спросила другая соседка.
— Мой Пабло был лейтенантом во время войны, — отвечала мать Антона.
А несколько дней спустя Хоакин повстречал Антона на лестнице.
— Как я тебе уже говорил, ему дали высшую меру. Сволочь привратник донес на него. Будь он трижды проклят со всеми своими родичами, живыми и подохшими.