— А кто же им позволил?
— Ничего не поделаешь! Они родичи. Все, что в комнате, не наше.
— Могли бы подождать, пока ее похоронят.
Матиас поделился с сыном всем, что знал о случившемся.
У доньи Пруденсии было немного вещей. Деревянная кровать с матрацем и простынями. Одеяла, платья и старые туфли. Несколько пожелтевших фотографий в картонных овальных рамках, платяной шкаф без дверок, куда она вешала потертый халат, и трое пустых вешалок-плечиков. Ночной столик с флакончиками для лекарств. Тапочки. Чемодан. Спиртовка и три фаянсовые тарелки. Две кастрюли и сковородка. Один тазик и одно распятие на стене. Пакеты с гороховой мукой, с супом-концентратом. Бутылка оливкового масла, немного картофеля. В углу лоток, набитый конфетами, подсолнечными семечками и жевательной резинкой. Несколько коробок американских сигарет и три пачки испанского табака. Спички, папиросная бумага.
Племянники доньи Пруденсии не дружили друг с другом. Они явились с женами. Детей оставили дома. Эти племянники были единственной родней доньи Пруденсии. Но жадность объединила их куда более прочными узами, чем кровное родство. Даже в столь горестный час у них не нашлось ни капли любви к покойной тетке. Они алчно рассматривали жалкие тряпки, прикидывая, чем можно поживиться в комнате.
Одна из женщин открыла ящик ночного столика. Внутри оказалось несколько банкнот.
— Здесь деньги! — воскликнула она.
Все промолчали. Наконец старший, по имени Антонио, пробормотал:
— Бедная тетушка, она стала как птичка.
— И вовсе она не была плохая. Ну, были странности. А у кого их нет?
Это напоминало предварительные переговоры. Первые фразы были произнесены, и стало легче прийти к обоюдному соглашению.
Наконец племянник Мануэль решился:
— Антонио, что будем делать с тетушкиными вещами?
— Давай-ка без уверток. По-моему, лучше поделить их прямо сейчас. Ты знаешь, я живу далеко и приехать еще раз для меня трудно.
— Очень хорошо.
Антонио запер дверь спальни. Женщины открыли чемодан, полный старого тряпья. Запахло нафталином. Племянники вывалили тряпки на пол. В комнате было жарко, мужчины скинули пиджаки и сложили их на постель в ногах покойной.
Из кучи тряпья на полу стали выбирать отдельные вещи. Женщины щупали и пробовали ткань на прочность.
— А одеяла-то совсем неплохие.
— Да нет, самые обыкновенные.
— Вполне сгодятся. В прошлую зиму вон как холодно было.
— А у нас дома сыро-пресыро. Правда, Антонио?
— Хуже не бывает. Весь потолок отсырел.
— Я возьму голубое, — заявила одна из женщин, откладывая в сторону голубое одеяло.
— Голубое намного красивей. Если ты берешь себе голубое, я возьму два остальных.
— Ну нет, так-то и я согласна. Бери ты голубое. Розовое намного больше.
Платья у доньи Пруденсии были старые и просторные. Торговка сластями была женщина дородная, с огромной, свисающей на живот грудью. Ни одной из жен племянников они не подходили.
Жена Мануэля потихоньку хихикнула:
— Ну и платья! Наверно, в прошлом веке шили.
— Лучше продать все сразу на вес, — предложил Мануэль.
Спор разгорелся, когда дело дошло до баула — большого и глубокого, с еще крепкими парусиновыми боками, в широкую, немного выцветшую синюю полоску.
— Этот баул мне как нельзя кстати, — объявил Антонио.
— Посмотрим, кому он достанется.
Братья заговорили повышенным тоном. Стали припоминать друг другу старые, никогда не забываемые обиды, которые всплывали, как только между ними разгорался спор.
— Вот что я тебе скажу, Мануэль. Думаешь, ты очень умный! Не на того напал!
Братья вскочили на ноги и, вытянув шеи, как бойцовые петухи, приготовились пустить в ход кулаки.
— Да замолчите вы! Могут услышать! — прикрикнула на них жена Мануэля.
— Ладно, брат, — сказал Мануэль, — берите себе баул, а я возьму шкаф, чемодан и спиртовку. Идет?
Антонио прикинул на руке чемодан, посмотрел на шкаф. Баул ему нравился больше.
— Согласен.
В спор ввязалась жена Мануэля.
— Тазик и кастрюли тоже нам.
Началась скрупулезная дележка кухонной утвари Обсуждалась каждая вещь в отдельности. Распятие, сковорода и ночной столик достались Антонио и его жене. Стул и пакеты с концентратами получил Мануэль.
Когда дележка кончилась, братья уложили тетку на лишнее одеяло, не доставшееся ни одному из них. Потом все направились говорить с Матиасом.