— Ты, кажется, холостой, Энрике?
— Да.
— А у меня жена и двое детей. Единственное утешение, что это кончилось, теперь хоть увижу их.
— У тебя прекрасные ребятишки. Я помню, ты показывал мне их фото.
— Да, отличные ребята.
— Тебя, Аугусто, по крайней мере хоть ждут дома.
— Сам не знаю, хорошо это или плохо. Как раз теперь и начнутся трудности.
— У всех они будут. Не надо забывать, что войну мы проиграли.
— Да, правда.
— И все же, как ни говори, а, наверное, это здорово приятно, когда тебя кто-то ждет.
— А ты куда пойдешь?
— Домой, к брату.
Они остановились, чтобы закурить по американской сигарете. Бульвар был безлюден. Лишь изредка на огромной скорости проносился автомобиль.
— Удирают, — пояснил приятелю Энрике.
При лунном свете можно было прочесть военные плакаты, наклеенные на фасады домов по левой стороне улицы.
— «Они не пройдут», — прочитал Энрике. — Да, грустно теперь читать такие плакаты.
— Мы не могли выиграть эту войну. Ничего не поделаешь.
— Да, им здорово помогали, нам меньше. Не удивительно, что они победили.
— Не знаю, — сказал Энрике. — Я совсем запутался. Порой думаю, надо было нам еще продержаться, ведь у нас оставалось десять провинций. Вот-вот разразится мировая война. По-моему, сторонники Касадо ошиблись.
— Считаешь, нам не поздоровится?
— По правде говоря, не знаю, но, что бы там ни случилось, мы должны смело смотреть вперед.
— Я тоже ничего не знаю. Говорят, тем, у кого руки не запачканы кровью, бояться нечего.
— Да, так говорят. Я сам ничего толком не знаю. Пока известно одно — шкуру с нас еще не спустили. А там видно будет. Нос вешать нечего.
Они подошли к главному входу в Ботанический сад. За решетчатой оградой ветер качал кроны деревьев.
— Недурная ночка.
— Да, недурная.
— Ну ладно, прощай. Коли ничего не случится плохого, увидимся. У тебя есть мой адрес? — спросил Аугусто.
— Да.
Оставшись один, Энрике принялся размышлять о своей дальнейшей судьбе, о том, что ждало его впереди. Быстро шагая, он думал о разговоре, который только что вел с Аугусто. «Многие теперь станут рассуждать так же. Все будут ожидать, что произойдет завтра. Одни со страхом, другие с радостью. А сегодня многие не смогут заснуть».
Ему стало жарко, и он расстегнул шинель. Посмотрел на небо: ночь стояла мирная, прекрасная.
— Завтра будет хороший день, вон как вызвездило, — непроизвольно пробормотал он.
Весь день он ни разу не вспомнил о брате. Но теперь решил пойти к Пабло и поговорить с ним и его женой Тересой. Он попросит у них свою всегдашнюю комнату, с окнами на улицу, из которых виден монастырский сад.
Пятиэтажный дом, где жил Пабло, стоял в самом конце улицы, напротив облупившейся стены монастыря. Ставни на окнах были плотно закрыты: все еще соблюдалась светомаскировка.
Когда Энрике подошел к подъезду, на монастырской колокольне пробило три часа ночи.
Он постучал в дверь молотком и, усталый, присев на ступеньки, стал ждать, когда откроют.
Через несколько минут дверь отворилась, на пороге показался мужчина. Он застегивал брюки. Голова у него была взъерошена.
— Что надо? Почему вы стучите так поздно? — спросил он.
— Простите, пожалуйста, — ответил Энрике, поднимаясь со ступенек.
— Вам что надо?
— Мой брат дома?
— А кто ваш брат? — поинтересовался привратник.
— Его зовут Пабло.
— Лейтенант уехал вчера.
Энрике достал портсигар и предложил:
— Закуривайте.
— Спасибо. Я уже давно не курю, и меня не тянет.
— А Тереса? Она тоже уехала?
— Уехали оба. За ними приезжала машина.
— А не знаете, куда они уехали?
Привратник, подняв воротник куртки, раскуривал сигарету.
— Давно уж не курил, почти и вкуса табака не помню. Когда приучишься дымить сушеными апельсиновыми корками, о табаке совсем забудешь.
Часы на монастырской башне прекратили свой размеренный бой. Энрике снова спросил:
— А они не оставили адрес, куда поехали?
— Нет. По моему разумению, в Валенсию, садиться на пароход. Вроде, они так говорили.
Привратник, засунув руки в карманы брюк и рассматривая Энрике, несколько раз глубоко затянулся.
Энрике больше ни о чем не спрашивал. Подняв воротник шинели, он медленно, тяжело и устало зашагал к центру города.
Пробирал предрассветный холодок.
Доехав до площади Куатро Камипос, он сошел с трамвая. Быстрыми шагами направился вверх по Браво Мурильо, свернул в одну из боковых улочек. Внизу, в конце улочки, лениво ползла повозка, запряженная мулами. Бездомная собака нехотя пересекла мостовую и улеглась на краю тротуара. Несколько мужчин, сидя на табуретках, прислонясь спиной к стене таверны и вытянув ноги, молча курили.