Антония представлялась ему таинственной сокровищницей, в которую он старался проникнуть, чтобы утолить жажду жизни.
— Антония! Антония! Я не знаю, куда я уведу тебя! — в отчаянии кричал он ночью во сне.
— Второе таинство… — бормотала за стеной донья Тереса.
Хоакин, демобилизовавшись, возобновил свои старые знакомства. Казарма стала лишь неприятным воспоминанием, она, как губка, стерла два года его жизни.
Он отправился к инженеру, с которым работал на заводе. Инженер помнил его в лицо и без всяких проволочек принял на прежнее место, с какого Хоакин ушел в армию, — токарем второго разряда.
— Ну, парень, начинай все сначала. И коли не ввяжешься в политику, как некоторые, скоро сможешь повысить разряд и заработать на жизнь. Но для этого надо трудиться. А если не желаешь, ищи себе другое место, здесь тебе делать нечего, — сказал инженер.
Товарищи по работе приняли его хорошо.
— Откуда ты явился? Что-то от тебя здорово пахнет казармой! — кричали ему со всех сторон.
На заводе было много новых рабочих.
— Кое-кто из старичков ушел на другие заводы. Селестино застукали во время агитации, и теперь он сидит в Карабанчеле. Дали десять лет, а вообще-то, считай, повезло по нынешним временам, — рассказывал новости Энрике.
— Ты по-прежнему живешь у Аугусто?
• — Да, все там. Ребятишки не хотят меня отпускать, а Аугусто с женой сам знаешь, как ко мне относятся. И слышать о моем отъезде не хотят.
— Завел невесту?
— Да, познакомился с девушкой из дома, где живет Аугусто. Работает швеей. Зовут ее Роса, я очень ею доволен. Кажется, у меня есть с собой ее фото.
Отовсюду доносился шум работы. Под потолком цеха медленно полз подъемный кран.
— Приятный звук после стольких лет перерыва. Шум работы, он совсем особый, — заметил Хоакин, смотря на кран. Правой рукой он приветственно помахал крановщику.
— Привет, Пепе.
— Привет, Хоакин, — отвечал ему рабочий из кабины крана.
— Вот, гляди, это Роса. — Энрике протянул фотографию.
— Кажется, красивая.
— Мне нравится.
Энрике спрятал фотографию в бумажник.
— Ну что, все язык чешете? Придется поставить тебя за другой станок, Хоакин, — предупредил мастер. И, улыбнувшись, пошел к фрезеровщикам.
— Он здорово изменился, уже не такой жлоб, — сказал Энрике, запуская свой станок. Хоакин почти не расслышал его.
— Сегодня вечерком можем пойти в бар, про который ты говорил. Я помню, что нам с тобой надо побеседовать! — прокричал Энрике, перекрывая шум токарного станка.
— В восемь, если хочешь. Сначала я зайду домой, — ответил Хоакин.
Бар на улице Гарсиа Морато, где они договорились встретиться, был тихим заведеньицем. По вечерам здесь собирались игроки в карты и старушки, которые, отслушав мессу в ближайшей церкви, приходили попить кофейку. На первом этаже в глубине помещения располагался небольшой зал на восемь столиков. Рядом со стойкой находилась лестница, ведущая в зал на втором этаже. Оттуда в окна были видны Церковная площадь, зеленые купы акаций и серые крыши трамваев.
На стойке и на стенах бара мерцали огоньки карбидных светильников.
Хоакин сидел в полутьме дальнего зала. День словно застыл в квадратном проеме окна и на курточке официанта, спокойно дожидавшегося у входной двери, когда включат электричество.
Хоакин поглядывал на дверь, дожидаясь Энрике. Он курил, зажав руки между коленями. Наконец он увидел Энрике, тот пришел вместе с Аугусто.
— Я здесь! — крикнул им Хоакин.
Энрике и Аугусто замешкались у входа, не различая Хоакина в полутьме зала.
— Привет, — поздоровались они.
— Ты немного запаздываешь, — сказал Хоакин, — уже половина девятого.
— Сам знаешь, как сейчас в метро, — оправдался Аугусто.
— Что закажем?
— А все равно, давай кофе.
Энрике подозвал официанта; тот по-прежнему стоял у окна.
— Если вы не торопитесь, подождите немного, пока зажгут свет. А то я уже одну чашку разбил, — громко сказал официант.
— Подождем, мы никуда не спешим, — ответил Аугусто.
Они помолчали. В баре никого, кроме них, не было.
— Ну говори, что ты хотел мне сообщить.
— Сейчас. Это совсем просто.
— Так говори.
— Как ты считаешь, кто заграбастывает денежки, которые мы зарабатываем?
— Как кто? — удивился Хоакин, — Конечно, хозяин завода да еще акционеры.
— А кто делает детали, которые потом идут на продажу?
— Похоже, вы меня исповедуете. Брось-ка ты эти штучки и давай говори по-серьезному, — сказал Хоакин.