— Это самое главное. Вот сестра говорит, что он собирается жениться на ней.
— Да. Я знаю. Правильно делают.
Они замолчали. Вскоре один из приглашенных сообщил, что священник наконец появился в церкви.
— Я заплачу за всех, — сказал дон Флориан, — на то я и шафер.
Жених и невеста вошли в церковь через боковую дверь, которую распахнул перед ними служка.
— Главный вход открывают только на богатых свадьбах, — заметил один из приглашенных.
Церковь освещалась лишь узкими снопами света, проникавшими в стрельчатые окна, пробитые в кирпичной стене. Алтари были погружены в полумрак, за исключением главного, с Пресвятой Девой, вокруг головы которой светилась корона из маленьких лампочек.
На скамьях в левом приделе дожидалась группка людей. У мужчин под мышкой торчали бутербродницы, у женщин — хозяйственные сумки.
Священник вышел из ризницы во всем облачении, держа в руках чашу с вином и плат. За священником семенил служка с молитвенником. Священник положил плат на алтарь.
— Это вы брачующиеся? Подойдите сюда. — И тут же обратился к другой группе: — А вы, кажется, по самой бедной категории? Ну так вставайте тут, слева.
От группы отделились юноша и девушка с двумя шаферами. Жених и один из шаферов пришли в плащах. Невеста и посаженая мать были в пальто.
Началось святое таинство. Приглашенные дона Хосе выстроились за исповедальней. Приглашенные бедняков — с другого края алтаря.
Сеньора Аида, стоя на коленях, вспоминала свою первую свадьбу с покойным мужем. В тот день стояла страшная жара. Хлеб лежал у гумна, молотьбу еще не начинали. Вот это был праздник! После свадебной церемонии молодежь отплясывала агаррадо в большом гумне, а пожилые — сеговийскую хоту. Рекой лилось себрерское вино. Закусывали ветчиной последнего закола. А вечером, по древнему обычаю, молодоженам надели воловье ярмо, и они отправились пить воду из фонтана у церкви. Они с Хулианом тащили тяжелую соху, проводя, как положено, глубокую борозду. Все парни остались довольны.
Голос священника, сильный и звонкий, нарушил ее воспоминания. Падре читал послание апостола Павла коринфянам.
После церемонии с той же медлительностью, с какой он появился в церкви, падре вернулся в ризницу. Любопытствующие монашки из хора то и дело высовывали головы.
Иногда по вечерам Хоакин вместе с Энрике ходили в гости к Аугусто. Элена, жена Аугусто, с симпатией относилась к Хоакину.
— Нравится мне этот Хоакин, серьезный парень, — говорила она.
— Понемногу приобщается к нашему делу, — отвечал Аугусто.
Трое мужчин, усевшись за обеденным столом, обсуждали сообщения газет и радио. Элена, сидя у подоконника, кормила ребятишек и прислушивалась к беседе мужчин.
— Я совсем что-то духом упал, — сокрушался Аугусто.
— Да, много наших гибнет. Зато другие пополняют ряды, вот Хоакин, например.
— У нас сейчас работает новый фрезеровщик. Гонсалес, кажется, его фамилия. Я слышал его несколько раз, наш человек, — сказал Хоакин.
— Вы там поосторожней. Потом поздно будет плакать, — вступила в разговор Элена.
— Гонсалес говорит очень просто и вместе с тем ясно и понятно, — продолжал рассказывать Хоакин.
— Надо быть в курсе всех дел.
— Мне он напоминает Селестино, того, которого посадили за пропаганду.
— У него, кажется, было двое детишек?
— Четверо.
— Как только подумаю о таком, сразу дрожь пробирает, — заметила Элена, оборачиваясь к кухне. Там слышалась возня ребятишек.
— Необходимо собрать деньги для его жены. Нас на заводе много, и та малость, которую может уделить каждый в конце недели, выльется в ощутимую помощь. Я считаю, что это тоже одна из форм нашей борьбы.
Аугусто откинулся на стуле, в руке у него дымилась сигарета. С кухни донесся шум льющейся воды.
— Это не ребята, а настоящие чертенята, — сказала Элена. — Не иначе как с водой балуются.
И она поднялась, чтобы пойти отругать проказников.
— Ну, на кого вы похожи, промокли до нитки. Нельзя ни на минуту оставить вас одних. А ведь вы уже большие. Стоит мне отвернуться, вы уж тут как гут, обязательно набедокурите, — выговаривала мать.
Энрике повернулся к Аугусто.
— Падать духом не стоит. Когда у человека впереди ясная цель, он неуклонно должен стремиться к ней.
— Да, но дело идет так медленно.
— Надо трезво смотреть на вещи, и нам особенно. Рабочему классу предстоит преодолеть еще много трудностей, много невзгод. И не только в Испании, но и во всем мире.
На кухне уже не лилась вода из крана, раздавалось лишь тихое позвякивание, это Элена ворошила кочергой в печке.