Они добирались до Мадрида на свой страх и риск всеми правдами и неправдами. Одни верхом на ослах, другие на повозках, многие просто пешком. А еще больше поездом, в вагонах третьего класса.
Дома они распродавали все свои жалкие пожитки и утварь. И нищие, оборванные, лишенные крова, отправлялись на поиски заработка, который освободил бы их от унизительного положения голодающих батраков. Они приезжали преисполненные надежд, отягощенные ненавистью, злобой и предрассудками, с неистребимым желанием улучшить свою жизнь, сделать ее похожей на человеческую.
— Ну, Хоакин, твоя очередь ходить.
— Прости, я задумался о другом.
— О чем же? — спросил Рамиро.
— Да так, ни о чем. На днях был в Вальекасе, ездили с одним приятелем к Колодцу дядюшки Раймундо. Там, на пустырях, раскинулся настоящий город. В нем больше хаэнцев, чем в самом Хаэне.
— Все андалузцы храбрые ребята, — заметил Рамиро, — а в Вальекасе поселились самые непокорные. Наверно, слышал, эти места называют неосвобожденной территорией.
— Да, слышал. А еще их называют маленькой Россией.
Хоакин вывел своего белого слона, чтобы преградить путь проходной пешке противника. Рамиро защитился ладьей.
— Ты говорил, будто воевал в России?
— Да.
— Ну и как?
— Да ничего. Сначала здорово поразвлекся, а потом худо пришлось.
— А какие там женщины?
— Полячки нам потрафляли, а немочки были еще сговорчивей. Мужчин у них не хватало, вот они и бедовали.
— А Колодец дядюшки Раймундо — это страшное дело.
— Пускай сидят по своим деревням и не рыпаются. Нечего отнимать хлеб у нас, у самих мало.
— Что же им, беднягам, делать? Земля издавна в руках тех, кто ее не обрабатывает, они ее всю между собой поделили. А крестьянам что делать? Дожидаться на площадях своих селении, когда их наймут в батраки, а пока воровать оливки, чтобы не умереть с голоду?
— Не изображай все так трагично, Хоакин.
— Трагично? А почему тогда появилась Черная Рука в Андалузии? Почему эмигрирует столько крестьян? Из-за безработицы и голода. Мы тоже пережили голод, и сейчас еще голодаем. Это вечная история. Ты когда-нибудь голодал или жил в страхе? Слышал, как полиция стучится к твоим соседям, а ты трясешься от страха, хотя эго вовсе не тебя касается? Один товарищ с завода недавно рассказывал про батрака, который приехал из Хаэна…
— Во время войны я…
— А, во время войны, во время войны. Столько разговоров про эту войну тридцать шестого. Это уже давняя история. Похоже, вы только и стараетесь, чтобы мы постоянно ее помнили. А меня те времена не интересуют, меня интересует, как мы живем сейчас. Не подумай, что я это говорю из-за страха перед войной. Или из-за голода. Когда все голодают, легче переносить.
Хоакин задумался, изучая шахматную позицию. Потом сделал ход пешкой на второй параллели.
— А все же послушай, что говорил этот батрак. Вся земля у них отведена под монокультуру. В Хаэне выращивают оливки, ну, как в Пардо желуди. Вся деревня принадлежит трем богатеям. За порядком следит гражданская гвардия. И в этой вот деревушке живет один подонок, плюнуть на него жалко, дерьмо страшное. Будь у его мамаши выкидыш, она бы осчастливила человечество. И вот этот подонок сделался полновластным хозяином с одобрения, конечно, богатеев, которые обхаживают его и содержат на свои денежки. Он навел там такой террор, что и гестапо не снилось. В этой деревушке самая низкая поденная плата во всей провинции. А это одно уже говорит за себя. Местные девушки прислуживают хозяину за один обед или даже за кусок хлеба, смоченный в постном масле. Когда есть работа, батраки трудятся от зари до зари. А когда нет, воруют оливки за спиной у гражданских гвардейцев или стоят на площади под солнцем и жуют камыш, «сладкую палку», как его называют в тех краях. В селении нет врача, в домах — воды и света. Нет и школы. Священник, может, и взроптал бы, да не осмеливается, ведь сам господь бог там столуется у богатеев. А на днях, — продолжал рассказывать Хоакин, — там повесился мальчонка-козопас. С голодухи он залез в оливковую рощу и, на свою беду, наскочил на этого гнусного подонка, о котором я тебе говорил. Козы, пока пастушонок отлучался, забрались в хлеба и учинили потраву дуро на двадцать. И вот этот дерьмовый подонок, местный царек, пригрозил, что, как только поймает пастушонка, даст ему палок. Мальчишка, разумеется, перепугался до смерти и убежал в горы. А на третий день его нашли. Повесился со страху в оливковой роще.
Хоакин закончил свой рассказ, оба помолчали. Наконец Рамиро спросил: