Пока я делаю снимки, на краю песчаной площадки возникает какое-то движение. Сквозь воду смутно видно беловатое плоское животное, передвигающееся короткими прыжками вдоль кромки зостеры. Бросаю съемки и плыву туда. Оказалось, это молодой гребешок, едва ли пяти сантиметров шириной. С поверхности воды хорошо видно, как он приоткрывает створки, лежит некоторое время на дне, как бы набираясь сил, потом с силой захлопывает раковину. Раздается резкий щелчок, и в то же мгновение гребешок взмывает в толщу воды, летит с полметра и снова падает на дно. Его двигает струя воды, с силой выталкиваемая наружу около того места, где смыкаются обе створки. Таким же образом движутся и взрослые, большие гребешки, но они прибегают к перемене места лишь в особых случаях. Я видела всего два или три раза, как прыгал взрослый гребешок. Молодежь более подвижна.
Если не пугать гребешка и не терять его из виду, можно наблюдать, как он устраивается на долгое жительство. Упав на дно в подходящем для него месте, он несколько раз резко поворачивается то в одну, то в другую сторону, пока под ним не образуется углубление в грунте по форме нижней, выпуклой створки раковины. Резкий хлопок — и в воду взлетает вихрь песчинок. Они оседают на плоскую верхнюю створку, и гребешок, уже замаскированный под грунт, оскаливается в приятной улыбке. В ней есть свой смысл: внутрь открытой мантийной полости поступает вода, несущая животному кислород и пищу — мельчайшие морские организмы.
Камбалы и некоторые бычки становятся невидимками, даже не зарываясь в песок. Особенно хорошо прячутся: камбалы. Это настоящие чемпионы маскировки. Они любят лежать на дне около какого-нибудь предмета — камня, раковины или у корней зостеры. Рыба распластывается на песке, только голова и иногда кончик хвостового плавника немного приподняты. Окраска ее настолько похожа на цвет песка, что лишь выпуклые глаза и общий контур характерной формы тела выдают камбалу. Когда она присыпает песком края плавников, можно проплыть вплотную и не заметить притаившуюся рыбу. Мелкие камбалы, с ладонь величиной, подпускают человека вплотную. Крупные рыбы более осторожны, они срываются с места, оставляя за собой вихрь потревоженных песчинок, стремительно несутся у самого дна и, сделав резкий поворот, ложатся на песок. Обычно в этот момент их теряешь из виду.
Камбалы быстро изменяют свою окраску соответственно цвету грунта, на котором лежат. Небольшая камбалка, спугнутая мною, переменила место и залегла среди плоских ежей. Ее хвост и задняя половина тела были на песке, а голова и передняя часть — на почти черной лепешке ежа. Первую минуту светлую рыбу было хорошо видно, затем она начала менять окраску. Насыщенный пурпурно-черный цвет ежа был ей, вероятно, недоступен. Камбалка стала коричневато-серой. Но и этого было достаточно, чтобы она слилась с темными пятнами ежей. А ее хвост, лежавший на песке, так и остался светлым.
На грунте часто находишь отпечатки тела камбалы. Иногда они вводят в заблуждение — кажется, что это лежит сама рыба. Бывает и наоборот, когда такой «отпечаток» неожиданно срывается с места и, подняв клубы песка и осадков, исчезает вдали.
Бычки, которых можно найти на песке у корней зостеры, больше надеются на пятна, разбивающие их форму. Они отчасти правы, но их выдает тень, если они лежат на мелководье. Когда подплываешь к бычку, он, кажется, даже перестает дышать, стараясь прикинуться камешком. Но если переступаешь невидимую границу безопасности, которую бычок твердо знает, он стремительно бросается наутек, чтобы, как камбала, сразу же залечь в другом месте.
Будь эти рыбы крупнее, имело бы смысл поохотиться за ними. Но даже Миша, серьезно увлекшийся подводным спортом и часто уезжавший с нами на весь день, даже этот страстный охотник не желал тратить время на камбалу или бычков длиной в карандаш. Он забирает маленькое гарпунное ружье и надолго исчезает в зарослях зостеры. На берег наш охотник выползает совершенно посиневший, валится на горячий песок и, стуча зубами, рассказывает о необыкновенных рыбах, ушедших от него в глубину. Его добыча, как правило, ограничивается небольшими морскими ленками, которых мы печем на костре.
У Миши есть страстная мечта — убить пелингаса. Однако осторожная кефаль только издали дразнит охотника, но на выстрел не подпускает. Зато ему подвернулась неплохая красноперка, как ее называют на Дальнем Востоке, рыба из семейства карповых. Мы несколько раз выслушали красочный рассказ о том, как подкрался к ней наш юный товарищ, как он гнался за раненой рыбой и метким выстрелом пронзил ее гарпуном. Мише страстно хотелось похвастаться перед своими друзьями охотничьей добычей, но, кроме нас с Николаем и команды баржи, занятой работой, никого не было в этом пустынном районе. Мы уговаривали Мишу испечь рыбу, но он был тверд, до вечера нянчился со своей красноперкой и повез ее домой.
Дни стоят удивительно жаркие и тихие. На мелководье вода прогрета до 25–27 градусов. Животные отошли немного дальше от берега, но в прозрачной воде дно отлично просматривается, и количество новых находок не уменьшается. Наши обязанности теперь разделились. Николай сидит в тени боярышника и рисует пойманных животных. Я поставляю ему натурщиков. В закутке из камней около берега плавают и ползают животные в ожидании своей очереди позировать.
Иногда попадается животное, управиться с которым не так-то легко. Однажды я отплыла подальше от берега и спокойно лежала на воде, глядя вниз в синюю мерцающую глубину. Солнце приятно припекало спину через резиновый костюм, пологие волны укачивали как в гамаке. Неожиданно перед самым стеклом маски возникла завеса из тонких полупрозрачных нитей, Я подняла голову. Рядом со мной, медленно пульсируя, плыла крупная медуза цианеа. Ее багровый купол с широкими лепестками лопастей достигал полуметра в диаметре. Из-под него веером расходились длиннейшие ловчие щупальца. Они волочились за медузой, как сеть, облавливая большое пространство воды. Цианеи часто встречались нам, когда мы пересекали бухту на барже, но попытки достать их ведром не увенчались успехом, а сачок рвет нежное, студенистое тело. Медуза была отличная, но как доставить ее к берегу? Всякое давление с моей стороны могло только испугать животное и заставить его уйти в глубину. Я плыла вслед за медузой, рассматривая это тончайшее произведение природы, более чем на 90 процентов состоящее из воды. Ближе к берегу, где первые длинные листья зостеры стали подниматься к поверхности воды, ловчие щупальца немного сжались и стали короче. Медуза, видимо, избегала прикосновения к траве. Она, все так же пульсируя, повернула обратно. Что ж делать? Мне очень не хотелось терять такой превосходный экземпляр. Ласты — вот что мне поможет! Я сняла одну из лягушачьих лап и сильными взмахами погнала медузу к нашей стоянке. Цианеа завертелась под струями воды, сжалась и пошла вниз. Но там была трава. Щупальца совсем сократились и превратились в спутанный клубок под куполом. То опускаясь вниз, то поднимаясь к поверхности, я гнала медузу мерными, взмахами ласта.
Плыть было очень неудобно. Один ласт был на ноге, другой в руках. Я то отставала от медузы, то почти втыкалась в нее головой. Несколько раз щупальца цианеи касались моего лба и подбородка, не защищенных маской. Жжется эта медуза еще больнее, чем медуза корнерот. Наконец мы с ней приблизились к самому берегу. Пришлось вынуть камень из нашей загородки и загнать туда добычу. Николай нарисовал ее купол со всеми подробностями, потом мы опять угнали медузу на глубину и зарисовали на пластмассовой дощечке, как она выглядит с распущенными щупальцами. После этого медузу отпустили с миром. Кажется, это было единственное животное, не поплатившееся жизнью за честь фигурировать в альбоме. Медуза была слишком велика и нежна — мы не смогли бы доставить ее в целости до дома.