Камней здесь мало, а крабов много. Поэтому они набиваются туда целой грудой. Приподнимешь камень, и из-под него разбегаются, мелькая полосатыми длинными ногами, десятки крабов величиной с пятак или чуть больше. Береговые крабы отлично живут в неволе. Мы привезли их в Москву, и они долго жили на дне аквариума с камнями и тонким, в сантиметр, слоем воды. Кормить их можно, как и других крабов, кусочками рыбы, водорослей, мотылем и т. д.
И, конечно, здесь, как и везде в Приморье, у берега в воде полно крабов канцеров. Мы решили было зарисовать все варианты их окраски, но потом оставили эту идею. Почти нельзя встретить двух совершенно одинаковых.
Как-то, плавая в поисках добычи. Герман увидел быстро движущуюся по дну створку ракушки величиной чуть больше пятака. Ее нее на спине краб дориппе, придерживая ношу двумя задними парами ног, тонких, искривленных и закинутых на спину.
Что ж, среди массы лежащих на дне створок погибших моллюсков крабик, прикрытый такой же раковиной, может считать себя надежно скрытым от врагов. Возможно, мы тоже видели крабов дориппе, но просто не обращали на них внимания, принимая именно за то, чем они хотели казаться.
При некоторой фантазии крабику можно приписать и другой мотив, по которому он скрывает от мира свою спину. Если раковину отнять, то (опять-таки при некоторой фантазии) можно увидеть в выпуклостях и бороздках панциря сходство с классической маской злобного самурая, как его рисовали художники и изображали актеры на сценах в Японии. Этого краба так и называют — «голова самурая» или еще — «стыдливый краб».
Несколько раз мы находили здесь самых крупных, так называемых охотских, раков-отшельников. В качестве убежища они использовали большие раковины моллюска нептунеа. Сильные ноги с гребнями шипов и массивные клешни придают этому отшельнику угрожающий вид, но стоит только взять его в руку, как весь рак исчезает в раковине, прикрывая вход шиповатой клешней. Иногда попадались и гребенчатые отшельники в излюбленной ими оранжевой губке. А больше всего было зеленых маленьких отшельников Миддендорфа. Они то перебегали между камнями и кишели в зарослях зостеры, то ловко карабкались по ее листьям, придерживаясь тонкими лапками и обирая клешнями всякие съедобные кусочки.
Зостера тянулась полосой вдоль берега, образуя местами широкие лужайки. Ее заросли были разреженными по сравнению с пышными джунглями других районов. Но населена она была густо, и ее жители были доступнее для нас.
Мы собирали с листьев и с грунта небольших моллюсков лептотир с коричневато-красными раковинами и темно-серых тегул с лиловатым отливом. У основания ноги тегулы расположены особые выросты мантии. Когда этот моллюск передвигается, торчащие из-под раковины тонкие, как щупальца, выросты непрерывно шевелятся, дотрагиваясь до окружающих предметов.
При помощи сачка на короткой рукоятке можно было наловить в зостере массу мелких креветок. Они были не больше черноморских креветок палемонов, но окрашены значительно ярче и разнообразнее. Одни были изумрудно-зеленые, другие красно-коричневые с бирюзовыми полосами, третьи покрыты разноцветными мелкими точками, алыми, коричневыми и синими. Попадались и молодые полосатые чилимы.
Еще в первый свой визит я обратила внимание на участок дна, покрытый небольшими кочками из гравия. При ближайшем рассмотрении каждая кочка оказалась составленной из нескольких десятков мелких камешков, а внутри под этой броней сидел серый еж. Их было здесь очень много и все они прикрывались камнями. Конечно, спрятаться им больше негде, крупных скал с расселинами нет. Но от кого все-таки они прячутся?
Да, на косе было всегда интересно, и с пустыми руками мы отсюда никогда не уходили.
Разумеется, собирая животных для работы, мы не забывали и излюбленных нами промысловых гребешков. Сборы происходили на глубине трех-семи метров. Мы соревновались, кто больше наберет ракушек за кратчайший срок.
Даже зная, что с поверхности воды все предметы, лежащие на дне, кажутся сильно увеличенными, невольно обманываешься, увидев гребешок величиной с суповую тарелку. Ныряешь к нему, протягивая руку и раковина уже много меньше. Хватаешь ее и одновременно оглядываешь дно в поисках другого гребешка, но их не так-то уж много. Один или два на три-четыре квадратных метра считалось у нас хорошим местом. Водолазы говорили, что, с их точки зрения, есть смысл добывать гребешков, если на каждом квадратном метре находишь по два-три. А бывают скопления, где раковины лежат сплошным слоем, налегая друг на друга, как черепица.
Переплывая от гребешка к гребешку, понемногу наполняешь сетку. Каждая ракушка величиной с очень большое блюдце. Десяток их уже оттягивает руки и слегка притапливает сборщика, хотя в воде они несколько теряют в весе по известному закону Архимеда. Зато удобно нырять: сумка так и тянет на дно. Всплывать много хуже. Надо сильно оттолкнуться от дна и, что есть силы работая ногами и свободной рукой, скорее выбираться на поверхность. Очень удобно, когда подгребаешь рукой, в которой зажата широкая раковина гребешка. Она служит как бы веслом.
С берега всегда можно определить, кто набрал полную сумку, а кто только начал сборы. Если над поверхностью видна вся трубка и макушка пловца — значит, он еще ничего не набрал. Если мелькает только самый кончик трубки, можно с уверенностью сказать, что сумка полна.
Нас, активных сборщиков, было трое, а едоков восемь. Но шести гребешков на душу — уже 48 штук. Шесть кусочков нежного мяса и немного жестковатой мантии — каждому хватит только полакомиться, особенно если принять во внимание зверский аппетит, который развивается на море. Наши неплавающие товарищи слетались на запах варящихся гребешков, как мухи на мед. Мы наконец потребовали, чтобы они по очереди принимали участие в очистке добычи, то есть вскрывали раковины и вырезали съедобную часть — мантию и мускул. Это довольно скучная и кропотливая работа.
Лида, более занятая, чем Герман и Юра, редко принимала участие в этих походах. Но если ей удавалось вырваться из лаборатории, мы работали с ней вдвоем. Она плавала на поверхности с сумкой, а я ныряла и подавала ей гребешков. Наполнив сумку, Лида уплывала к берегу, а я набирала вторую. Получалась порядочная экономия времени: до берега было метров сто.
Однажды, сидя на берегу, Герман похвалился, что приметил одну особенно урожайную ложбинку на дне. Зная некоторые черты характера этого молодого человека, я не стала спрашивать его, где это заветное место, а, замешкавшись на берегу, приметила, где нырял Герман. Действительно, он очень быстро набрал полную сумку отборных гребешков.
Прошло дня два, в течение которых ни у кого из нас не было времени для походов на косу. На третий день неожиданно зашла Лида. Она освободилась на весь остаток дня. Не хочу ли я пойти с ней за гребешками? Конечно, я очень хотела пойти.
Легкий ветерок пробовал развести волну в бухте, но ему это плохо удавалось, мешали сопки. Солнце просвечивало воду и превращало жестянки в слитки золота. Вода теплая, ласковая. Мы плывем не торопясь к тому месту, где добывал гребешков скуповатый Герман. Сейчас мы его ограбим.
Дно уходит все дальше в глубину. А вот и первые раковины гребешков.
Сначала приходится нырять за каждой ракушкой в отдельности. Они лежат на некотором расстоянии друг от друга. Сверху удобнее их высматривать, чем плавать у дна, где поле зрения более ограничено. Лида укладывает добычу в плетеную сумку. Дело идет быстро. Гребешков все больше. Кое-где они лежат рядом по две-три штуки. Ну, Герман, прощайся со своим заветным местом!
Каждой рукой я хватаю по раковине, и вдруг перед самым моим носом, крутясь и покачиваясь, на дно падает крупный гребешок. Откуда он прилетел на свою погибель?