На высоких уличных столбах горят редкие фонари. От их ослепительно яркого света еще темнее кажется ночь. Идешь по широкой дороге, где знакома каждая ямка. Из никогда не умолкающего громкоговорителя на площади доносится музыка, и кажется, что в такт с ней кружатся облака ночных бабочек вокруг электрических солнц.
В темноте мелькают бесшумные тени кошек. Изредка зловещим зеленым огнем вспыхивают их глаза. Кошек в поселке у рыбокомбината великое множество. Многие из них не имеют хозяев и питаются всякими отбросами. Каким-то образом два котенка прижились в хижине. Их зовут Анод и Катод, сокращенно Аня и Катя. Им нравится спать на трансформаторе, и мне кажется, рано или поздно эта любовь к электрическим приборам кончится для них печально.
Вот и проходная. Сюда налетела масса бабочек, привлеченных сиянием белоснежных стен, освещенных сильными лампами. Николай каждый вечер собирает здесь богатый урожай.
На территории рыбокомбината в деревянном павильоне московских ученых горит свет. Через широкие окна виден длинный стол. Здесь тоже закончили работу и теперь ужинают. В отличие от нашей компании, сотрудники этой научной группы более консервативны и не употребляют в пищу ни кальмаров, ни гребешков, довольствуясь обычными продуктами.
В конце пирса кипит оживленная работа. Сгружают рыбу и отправляют по транспортеру в цехи. Тамара, приемщица улова, отмечает в тетради количество пойманной рыбы по сортам. Поскрипывая, плывет в воздухе мерный ящик, из него в бункер падает поток рыбы. Мы подбираемся сбоку, чтобы не мешать рабочим, и выхватываем из груды скользких рыбьих тел крупных, очень колючих раков шримсов-медвежат. Когда шримсов попадается много, их отбирают и варят для продажи во Владивостоке. Но сейчас все они, вместе с другим приловом, идут на кормовую муку. Мы набираем полное ведро, а заодно прихватываем небольшого осьминога и несколько крупных раковин хризодомуса. Ну, теперь, кажется, достаточно еды на всю нашу голодную компанию.
В цехи утиля грохочет громадная машина, вырабатывающая муку. От длинных труб пышет теплом. Струйки воды звонко стекают на цементный пол, просачиваясь через щели в желобе, по которому поступает рыба. А вот моя хозяйка Анна Федоровна. Она сидит вместе с другими работницами у горы рыбы. Они «рвут печень». Мелькают проворные руки, и в ведра то и дело с жирным всплеском шлепаются куски розово-желтой печени.
Идем к начальнику цеха. Он милостиво разрешает сварить шримсов и моллюсков в большой бочке, где бурлит кипящая вода. Проходит двадцать минут и мы вынимаем из бочки готовых шримсов. Они стали розовые и удивительно вкусно пахнут. Обжигаясь, хватаешь первого попавшегося, снимаешь с хвостовой части колючий, как кожура каштана, панцирь и с наслаждением ешь сочное, мягкое мясо. Моллюски, разумеется, еще не сварились. Их придется доварить на электроплитке, предварительно очистив и нарезав кусочками. У них съедобна мускулистая нога, кусок мяса граммов в пятьдесят. Тушенные с луком, они весьма вкусны. Другое дело осьминог. С ним нужно долго возиться.
Памятуя наставления опытных гурманов, которым приходилось иметь дело с приготовлением осьминога, мы раза два решительно брались за эту работу. Отбивали его молотком и камнями, варили, снова колотили и варили. И все же он был очень жестким. Возможно, если бы у нас была настоящая печь, удалось бы приготовить и осьминога. Но после варки в течение трех часов на электрической плитке он был похож на резину. Что касается прибавлений в это кушанье лука, чеснока, богородской травы, лаврового листа, петрушки, помидоров и прочих ингредиентов, как рекомендуют высокие авторитеты-знатоки, то у нас не было ничего, кроме соли и лука. А они не помогали осьминогу стать пищей богов. Нет, это кушанье не пользовалось успехом.
Днем вокруг хижины постоянно толкутся утки. Они кидаются навстречу каждому выходящему из дверей. Эта любовь к обитателям хижины вызвана постоянными подачками. Прожорливым уткам достаются то головы и внутренности кальмаров, которые они поедают с жадностью, то груда остатков шримсов-медвежат, у которых мы съедаем только хвостовую часть, то отходы после приготовления рагу из моллюсков.
Юра и Герман сыграли с утками злую шутку. Они отдали им маленького осьминога. Крупный селезень, глава стаи, схватил осьминога за щупальце и поволок в укромный угол, чтобы съесть без помехи. Остальные утки налетели с криком на добычу и потащили ее в разные стороны. Самые жадные, не дожидаясь дележки, поспешно заглатывали тонкие щупальца. К их удивлению, еда выскальзывала из зоба, как только другие утки тянули осьминога к себе. Разорвать они его не могли, проглотить целиком тоже. Извалянный в пыли осьминог скоро превратился в грязную тряпку, и утки отступились. Только старый селезень еще долго теребил его клювом, стараясь оторвать хотя бы кусочек мяса.
Слава встретил ночью на площади потерявшуюся хромую уточку. Она ковыляла в темноте, покрякивая временами и прислушиваясь, не ответят ли ей знакомые голоса подруг. Сжалившись над одинокой уткой. Слава, добрая душа, принес ее в хижину. Мы устроили уточке ужин из хлеба и рубленых моллюсков.
В окно кто-то осторожно постучал. Юра выглянул за дверь. Сторож соседнего магазина с ружьем за спиной старался заглянуть внутрь хижины.
— Вам кого нужно? — спросил Юра.
— Вон тот товарищ, — сказал сторож, показывая на Славу, — Он сейчас утку словил на площади.
— Ну так что же?
— Я пришел посмотреть, зачем ему утка. — Мы ее накормили.
— А потом что будете делать?
— Выпустим утром,
— Ну что ж, это ничего. Только смотрите, не забудьте выпустить, — сказал сторож, глядя на нас с недоверием. Он явно подозревал, что уточка дорого заплатит за наше гостеприимство,
— Только еще не хватало, чтобы в поселке нас считали за жуликов, — расстраивался Слава. — Придется искать утром свидетелей, что утку мы выпустили.
Так и сделали. Дождались утра, пока приехал водовоз, рассказали о происшедшем и при нем выпустили утку. Водовоз смеялся и уверял, что мои товарищи излишне щепетильны. Тревогу сторожа он толковал тоже по-своему, несколько иначе, чем мы.
* * *
Вскоре после приезда на остров Путятина я пошла знакомиться с водолазами-промысловиками. В этом районе добываются мидии, морская капуста и трепанги, из которых изготовляют консервы. Часть команды живет в поселке на материке по другую сторону пролива, а часть на острове Путятина. Утром, мотоботы подходят за ними к причалам острова и получают от диспетчера задание, что добывать в этот день.
Прежде всего хотелось поглядеть, как добывают трепангов. С водолазами мотобота № 1 я познакомилась накануне выхода, когда они, закончив дневную работу, вернулись домой, на остров. Мы договорились о часе, когда нужно быть на причале.
Утро выдалось тихое, с золотым туманом, прикрывающим берег материка. Поверх тумана, как острова, темнеют вершины сопок. В прозрачной воде у пирса ходят стайки юркой корюшки, В этот час здесь, как и в Зарубине, народу мало. Сейнеры давно ушли на лов, и на причалах сидят только рыболовы, любители рыбы красноперки.
У деревянного павильона, где находится лаборатория москвичей, гремят ведрами, слышатся голоса. Сейчас сотрудники пойдут на своей лодке вместе с рыбаками к карафке — ставному неводу, чтобы выбрать кальмаров, служащих подопытным материалом.