Среди пойманной рыбы основную ценность представляла камбала. С первого взгляда казалось, что вся она совершенно одинакова, эта плоская, желтовато-серая или бурая рыба с глазами и ртом, перекошенными на одну сторону. Однако ее здесь оказалось несколько видов.
Наш кок Наташа подошла с тазиком и, придирчиво оглядывая каждую камбалу, долго перекидывала ее багорком, прежде чем выбрала штуки три или четыре.
— Вот хорошая, — сказала я, подкидывая ей крупную камбалу.
— Нет, эту не надо, — возразила Наташа, подцепляя ее за жабры и отбрасывая обратно в общую кучу.
— Это остроголовая камбала, — сказал Николай, рассматривая отвергнутую Наташей мясистую, очень хорошую, с моей точки зрения, рыбу.
— А вы какую отбираете? — Николай заглянул в тазик. — А, желтоперую. Да, пожалуй, это самая вкусная.
Темно-бурое тело желтоперой камбалы окаймляли желтые плавники, только хвостовой и грудной были темными,
— Проведи пальцами по ее верхней стороне, — предложил Николай.
— Зачем?
— Да не бойся, потрогай, — Николай совал мне в руки рыбу. Я потрогала темную, верхнюю сторону. Под пальцами ощущались мелкие шипики. — У нее колючки на чешуе, — объяснил Николай. — Поэтому ее называют еще колючей камбалой.
— Эй, кок, вот тебе еще одну, только не пережаривай! — крикнул неводчик, взмахнув багорком. Камбала шлепнулась в тазик.
— А это другая, — сказала Наташа. Она перевернула рыбу и показала мне ее слепую сторону: по телу рыбы у основания плавников шли золотисто-оранжевые каемки.
— Это желтополосая камбала, — пояснил Николай.
— Тоже очень вкусная, — добавила Наташа. Она критически осмотрела отобранную рыбу и, видимо, решив, что ее достаточно, ушла в камбуз.
Теперь, роясь в рыбе, я уже внимательнее вглядывалась в камбалу. Николай показал мне еще белобрюхую, или двухлинейную. У нее боковая линия над головой разветвляется на два отростка.
Прогонистая, с более узким телом и серовато-грязной нижней слепой стороной, называлась корейской камбалой.
Кроме камбалы отдельно отбиралась крупная тихоокеанская треска с зеленовато-коричневой, пятнистой окраской и розоватый минтай, несколько меньших размеров. Треска пойдет на изготовление консервов, а из печени минтая получат медицинский рыбий жир.
Попадалась здесь и большая тихоокеанская навага. Сейчас, в конце лета, для нее еще «не сезон», как говорят. Вот осенью и зимой — ее время. Пойманная нами навага очутилась в отделении для разнорыбицы. Там собралась удивительно пестрая компания.
Среди рыб довольно обычного вида лежали великолепные создания, поражающие разнообразием форм и окраски. Мы почти каждый вечер видели их, когда после лова разгружались суда. Но там, на причале, они были уже обесцвечены смертью и многими часами пребывания вне воды. Сейчас они были влажны, и в некоторых из них еще теплилась жизнь.
Громадные скаты распластались на палубе, блестя эмалевой белизной брюха. Одни из них, скаты хвостоколы, со спинной стороны были темно-бурые. Их хвосты вооружены зазубренными иглами — кинжалами. Другие скаты, рыжеватые, с темным точечным узором, были покрыты сверху рядами колючих шипов.
Крупные серые бычки с раздутым мягким брюхом, казалось, были сделаны из замши. Усики, наросты, мочки на морде и теле дали повод называть их мохнатыми бычками. Вот рогатый бычок. Он пестрый, как бабочка, с большими грудными плавниками и плоской, угловатой головой. Ее сплошь покрывают шипы, гребни, колючки, костяные пластинки, а по бокам, на жаберных крышках, торчат длинные, с палец, зубчатые рога.
Странные рыбы, полупрозрачные, сплющенные с боков, похожие на большие ломти апельсинового желе, были так мягки и скользки, что их трудно было удержать в руках. Оранжевые студенистые тела как бы вытекали между пальцами. Это липарисы.
Прямой их противоположностью были морские лисички, рыбы из семейства панцирных. Их костистая голова с длинным и плоским рылом, напоминала голову севрюги, а граненое тело было покрыто жесткими щитками, как у морской иглы. Казалось, морских лисичек высушила сама природа и в таком сушеном виде отправила плавать в море.
Их близкие родственники агономалы имели еще более причудливый вид. Представьте себе рыбу ярчайшего алого цвета со сжатым с боков угловатым телом и громадным, как парус, спинным плавником. Рогатая голова заканчивается вздернутым, курносым рылом, а на самом его кончике развевается, как язычок малинового пламени, мясистый нарост.
На основном алом цвете тела и плавников расписаны черные, белые и блестящие серебряные узоры, у каждой рыбы другого рисунка. Это агономал хоботный, или морской петушок, как называли его рыбаки, всего сантиметров пятнадцати-восемнадцати длиной. Другие агономалы имеют совсем маленький хоботок и окраску куда более скромную. Они сероватые, с блестящими разводами, пятнами темного цвета и черной боковой полосой. Это агономалы Джордана.
У перциса, рыбы, похожей на агономала и тоже относимой к семейству панцирных, спинной плавник значительно меньше, вдоль тела идут ряды шипов, а над глазами возвышаются высокие гребни. Окраска их не так ярка, как у хоботного агономала, но не менее красива. На розоватом или зеленоватом бледном фоне разбросаны по плавникам и телу бархатно-коричневые, золотистые и оливковые пятна.
Взрослые перцисы достигали двадцати пяти — тридцати сантиметров длины. Но мы нашли и молодых, размером примерно с палец. У них было какое-то особое забавное «выражение лица». Сразу даже не понимаешь, в чем дело, а присмотришься и видишь, что у них томные глаза с длиннейшими, чуть загнутыми ресницами. На рыбьей морде они производят удивительно комичное впечатление. Разумеется, это не настоящие ресницы, а просто очень длинные, тонкие кожистые выросты по краю мясистого валика, прикрывающего, как веко, глаз перциса. У взрослых рыб эти выросты маленькие и похожи на зубчики или бородавочки.
Круглоперы напоминали колючие плоды растений. Вздутые головастые рыбки величиной с грецкий орех или куриное яйцо покрыты толстой кожей, сплошь усеянной шипиками, костяными бугорками и пластинками.
Из-под крыла ската ослепительно блеснула полоска серебра. У рыбы была маленькая хищная морда с длинной нижней челюстью и полная пасть острых зубов. Я подцепила ее под жабры, не сомневаясь, что это некрупная рыба вроде сельди. Но сколько я ни тянула, казалось, конца не было постепенно сужавшемуся телу. И вот на палубе лежит метровая рыба с тонким, длинным, как бич, хвостом. Это сабля-рыба, или, как ее назвали рыбаки, ремень-рыба, случайная добыча в снюрреводе. Типичный обитатель толщи воды, пелагический хищник, сабля-рыба попадает в ставные невода и плавные сети.
По совету капитана, восхвалявшего великолепный вкус этой лентообразной рыбы, я понесла ее на камбуз, но сначала попыталась передать акварелью нестерпимо яркий блеск ее тела, лишенного чешуи. Оно казалось покрытым слоем ртути или жидкого серебра и действительно напоминало сверкающий клинок. Рисунок получился неудачный, и «сабля» попала к Наташе, которая обещала изжарить ее на обед.
Мы набрали полные ведра всевозможных беспозвоночных и унесли их на нос судна, чтобы поскорее разложить по каннам и другим сосудам, налитым свежей водой.
Среди нашей добычи был головоногий моллюск ро’ссия, та самая ро’ссия, которую дальневосточные рыбаки упорно именуют кальмаром. Она напоминает кальмара, только тело ее не веретенообразной формы, а плоское, закругленное, как рукавица. Да и по величине она как детская рукавичка, с бесцветным, полупрозрачным телом, усеянным лимонно-желтыми пятнами. Присоски на ее десяти щупальцах тоже ярко-желтые.
Осьминог, посаженный в отдельное ведро, казалось, чувствовал себя неплохо. Каждые двадцать-тридцать минут ему меняли воду. Он стоял на свернутых в спирали, слегка раздвинутых щупальцах, как на подставках. Окраска осьминога была почти неизменной, если не считать слабых переливов красновато-коричневого и зелено-серого цвета. По временам на его коже возникал отчетливый мраморный узор, как струящаяся сетка. А то вдруг все животное становилось совершенно белым, как эмаль ведра.