Из других иглокожих животных нас заинтересовали розоватые морские ежи с очень выпуклым высоким телом, покрытым редкими короткими иглами. С этими ежами пришлось обращаться очень осторожно и бережно, так как иглы сыпались с них, как с пересохшей елки.
Крупные морские звезды, колючие эвастерии и у берегов были почтенных размеров, но здесь мы нашли одну из них поистине великаншу — шестьдесят пять сантиметров в размахе лучей! К сожалению, ее сильно помяли при разборке улова, и один луч был полуоторван от диска.
Другая эвастерия, сетчатая, достигала в размахе лучей «всего» сорока пяти сантиметров. Она была темно-красного цвета с выпуклой, как бы нашитой на ее поверхность ярко-синей сеткой.
Каждые полтора-два часа мы с интересом ждали, что принесет на этот раз снюрревод, И каждый раз находили все меньше новых животных. Зато были довольны рыбаки: попадалось много хорошей, крупной камбалы.
Когда смотришь со стороны на слаженную работу, кажется, что все очень просто. Все непрерывно, согласованно движутся вокруг поднимающегося из воды мокрого, тяжелого снюрревода. Работают напряженно, без криков и споров. Капитан работает вместе со всеми, и его не различишь среди фигур в прорезиненных широченных брюках и куртках с капюшонами.
За этой кажущейся легкостью и простотой, с которой каждый выполняет свою работу, кроется большой и тяжелый труд. И немалая доля успеха зависит от капитана. Наш хозяин Сергей Михайлович был прав, говоря, что это мастер своего дела. После двух тоней судно пошло на несколько километров в сторону. Сделали замет. Потом отошли еще и сделали еще один замет. И каждый раз был хороший улов. Для такого уверенного выбора места надо хорошо знать пути миграции камбалы, места, где она кормится, чтобы не терять времени на поиски. И знание это дается многолетним опытом и систематическим наблюдением за скоплениями рыбы. Капитан знает, где ловить весной, где в июне, где в первой или второй половине того или иного месяца. Но один капитан, без дружного и трудолюбивого экипажа, сделать ничего не сможет.
Среди рыбаков и старые опытные мастера, и еще совсем зеленые юнцы. Кто недавно работает на море, перенимает рыбацкие приемы труда от опытных ловцов. Все твердо знают свои обязанности, и во время лова на судне царит строгая дисциплина.
Часа в два дня, пока судно медленно ползло вперед, таща за собой тяжелую сеть, Наташа расстелила клеенку на ларе и пригласила всех обедать.
Едва успели пообедать, как настало время выборки. На этот раз улов не так удачен, как прежде. Сейнер перешел на другое место, и снова летит в воду красный буй.
Солнце уже садилось, когда начали лов у острова Аскольд. Здесь глубина была метров двадцать пять — тридцать. В снюрревод попадаются трепанги, длинные слоевища морской капусты, клубки саргассов. Очень много звезд патирий и амурских, серых и черных морских ежей и прочих животных, примелькавшихся за эти месяцы, как воробьи на дорогах.
Осьминогов несколько штук — от трех четвертей метра до полутора метров в размахе щупалец. Николай долго прикидывает, какого из них оставить, потом решительно отказывается от этих крупных животных, надеясь на следующий замет. Осьминог уже зарисован мною во всех подробностях. Хотелось бы попытаться сохранить его живым в течение ночи, а утром выпустить у берега и поглядеть на него в родной ему стихии.
Утром, выходя на лов, мы с жаром обсуждали этот план. Но в конце дня, после напряженной работы, он казался уже не таким заманчивым. Всю ночь менять воду, следить за воздуходувкой! Лучше уж в другой раз, когда немного похолодает. Тогда будет легче сохранить животное.
Сейнер медленно движется вдоль берега острова. Скалистые стены бросают на воду почти черные тени. Вдруг откуда-то налетают чайки, ярко-розовые в закатном свете. Все они стремятся к одному месту, в нескольких сотнях метров от нас. Там происходит баталия. В бинокль видно только кипение воды, над которой трепещут острые крылья. Чайки хватают что-то мелкое, серебристое. И вдруг все сразу кончается. Чайки еще кричат и кружатся над водой, а добычи уже нет, она спустилась в глубину.
Сумерки уже сгущались, когда в последний раз на палубу упали тяжелые сети. На этот раз вместо камбалы попался косячок акул. Это маленькие колючие акулы, около метра или немного больше, с колючками у основания спинных плавников. Они устроили на палубе такие танцы, что я убралась подальше от мелькающих в воздухе мокрых хвостов.
В наших водах у берегов Приморья иногда попадаются и крупные акулы, зашедшие с юга. В то лето, когда мы там были, дважды мелькнуло в газетах сообщение о поимке рыбаками акул в три метра и в четыре с половиной метра. Но раз о таких случаях специально пишут в газетах, можно судить, что это не слишком обычная добыча у приморских рыбаков.
В полной темноте мы подходим к входу в пролив. За мысом открывается бухта Назимова, унизанная огнями. Мы сердечно прощаемся с капитаном и командой. Они приглашают нас пойти с ними еще, хотя бы завтра. Обязательно пойдем в ближайшие дни.
С вечера шел небольшой дождь, дул сильный порывистый ветер. Нас это не очень беспокоило. Даже при некотором волнении найдется какая-нибудь из бухт на острове, где будет достаточно тихо, чтобы собирать там животных. Лишь бы прекратился дождь и выглянуло солнце.
В два часа ночи я проснулась. Что-то громадное навалилось на дом, выло и ломилось в окна. Стекла дребезжали, издавая высокий звенящий звук, как муха, попавшая в паутину.
За стеной слышались голоса хозяев. Дверь открылась, вошел Николай.
— Где ты был?
— Закреплял крышки на ящиках с нашими сборами. Ветер прямо с ног валит. Я боялся, что сорвет фанеру.
Новый порыв налетел с шумом электрического поезда. Дом вздрогнул, что-то с грохотом ударилось о стену. Я невольно вскочила:
— Что это?
Николай пожал плечами:
— Может быть, доски упали с крыши или бочка покатилась по двору.
Дверь сопротивлялась, будто кто-то живой придерживал ее плечом. Мы вышли на улицу. Воздух упруго бил по лицу, мешая дышать. Черные тучи, казалось, летели над самыми крышами домов.
Уличный фонарь на столбе крутился и раскачивался, мигал и вдруг погас Жалобно зазвенело разбитое стекло. Голос заводского гудка влился в рев ветра. В окнах домов зажигались огни. Но улицам бежали темные фигуры людей подталкиваемые ураганным ветром.
Сергей Михайлович вышел вслед за нами. Он стоял с минуту, прислушиваясь к тревожному вою гудка, к шуму ветра.
— Ну, беда! — крикнул он, наклоняясь к нам, чтобы ветер не унес слова. — Мы еще здесь под защитой сопок, а что сейчас в море делается — страшное дело!
— Почему гудок и все бегут к комбинату?
— Сейнеры стоят у причалов. Если будет бить, придется отводить их на рейд. А то может помять или выбросить их на берег. Поэтому и торопятся к причалам команды судов.
Свет в окнах то вспыхивал, то угасал и наконец потух окончательно. Где-то были повреждены провода. Мы постояли еще немного и вернулись в дом.
Наступило пасмурное утро. Ветер буйствовал по-прежнему или даже еще сильнее. Но при свете дня непрерывный гул урагана казался не таким угрожающим, а может быть, просто мы уже привыкли к нему.
С террасы теперь видна была вся улица: исчезла высокая стена кукурузы и подсолнечников, подступавшая к самому дому. Длинные стебли были сломаны или вырваны с корнем. Целая груда их лежала на земле. Устояли только немногие из них, тесной толпой жавшиеся в самом углу, под защитой высокого забора и стены дома. Но и они имели плачевный вид. Покосившиеся, почти падающие подсолнечники печально кивали тяжелыми темными дисками головок. Растрепанная кукуруза открывала свои длинные, тугие початки. Зеленые ленты ее листьев шурша развевались по ветру.