Она долго смотрела ему вслед. Большой, немножко огрузневший, он крупно шагал по тротуару, заложив руки за спину, ссутулясь, всем корпусом подавшись вперед, как будто шел навстречу сильному ветру.
Когда Лукич скрылся в людском потоке, Аня заспешила к автобусной остановке — теперь в редакцию, писать! Уж теперь-то материала, кажется, достаточно.
Вечером Павел зашел к Шмагину.
— Здравствуйте, Грибанов…
— Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Грибанов. — Шмагин вышел из-за стола, подал Павлу руку. — Дмитрий Алексеевич… Рад вас видеть, — и, усаживаясь против него, добавил: — В нашем полку, значит, прибыло. Это хорошо.
Шмагин, щурясь, пристально рассматривал Грибанова и по привычке то и дело ощупывал очки в массивной роговой оправе, словно проверял, тут ли они.
С интересом поглядывал на собеседника и Павел Грибанов: ему много рассказывали о Шмагине. Говорили, медлителен, но трудолюбив. Имеет чистую, неподкупную душу. Свои рукописи готовит тщательно. В секретариате с его материалами возились мало, прочитают бегло и в набор. Если срочно требовалась передовая, шли к нему: всегда выручит — сядет и напишет.
Конечно, и он страдал «штампом», и у него бывали огрехи. И ему не прощали их, нет! В этом коллективе уважали друг друга, а потому — критиковали.
Шмагина любили в редакции: он очень мягкий, рассудительный человек. За многие годы все привыкли к тому, что любой вопрос можно решить только вместе с ним: а что скажет Шмагин…
…Первым заговорил Шмагин.
— Значит, по командировке Москвы?
— Да. Вот на учет к вам.
— Это успеется, оформим. Вы лучше расскажите…
И он начал расспрашивать Грибанова о Москве, о новых спектаклях и книгах, учебе.
А потом они перешли к делам редакции.
— Наш редактор — человек образованный, — сказал Шмагин, — но в газетном деле очень неопытен. Да и призвания к этому у него, по-моему, нет. К тому же он, как вам сказать… Станешь с ним говорить — согласен, на другой день: «я передумал», «я еще не решил». Снова говорим, снова соглашается. Какой-то он немножко… скользкий.
Шмагин прошелся по кабинету, поправил очки и — спохватился:
— Да, а как вы устроились? И не спрошу.
— Ничего, спасибо. Пока в гостинице.
— Жена есть, дети?
— Жена. Ждем сына, — Павел смущенно улыбнулся.
— Ого. У меня два сына. Один уже в армии. А кто жена?
— Журналист.
— И тоже к нам?
— Нет, в радиовещании. Сейчас вот, наверное, мучается, о передовом опыте передачу готовит.
— Да, это дело хлопотливое.
На тумбочке зазвонил телефон, Шмагин заспешил к нему, на ходу бросил:
— Ну что ж, заходи. Впрягайся в работу… Алло, слушаю…
Но Павел не спешил уходить, стоял, ждал. Закончив говорить, Шмагин пожал руку Павла, добавил:
— Впрягайся, говорю, да как следует.
— Ясно. Я вот думаю взяться за большую тему.
— Какую?
— О краеведческом музее.
— О! Правильно. О нем много говорили. Специальная комиссия работала, да все так… Музеем надо заняться… Только тут… Не увлекайтесь стариной. Следует хорошо поговорить о советском периоде. Понимаете?
— Ясно. Постараюсь.
Грибанов сбежал по лестнице, выскочил за дверь, осмотрелся и широкими шагами стал отмеривать полотно асфальтового тротуара.
У входа в гостиницу он остановился. Ночь была ясная, звездная. В городском саду играл духовой оркестр: в вечерней тишине спокойно и неторопливо плыли «Амурские волны».
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ЗАКОРЮЧКИ НА ПИСЬМАХ
Сегодня Голубенко решил добиться своего во что бы то ни стало. Он не выходил из приемной. И как только появился редактор, тут же пошел к нему.
Ряшков установил порядок в редакции: всю почту вручать ему лично.
— Что, зав. отделом, опять письма? — усаживаясь в кресло, спросил редактор.
— Да, пачка новых. Но у вас некоторые лежат с начала недели.
— У меня в голове не только письма.
— И потом вот еще, — Николай замялся, робко оглядел свои записи, — вот у меня проект: думаю, нам в газете следует ввести новые разделы.
— Какие еще?
— Например, «Добрые вести наших читателей». Под этой рубрикой давать различные положительные сообщения.
— Добрые вести всегда приветствуем. Согласен. Еще что?
— Раздел «В ответ на ответ».
— Зачем?
— Многие ответы нас не удовлетворяют. Некоторые работники просто отписываются. Будем вторично выступать, поправлять товарищей.
— Так по каждому вопросу и будем дискуссировать?