— Но еще не строят, могут и перерешить. Ведь все данные представляли наши же люди, могли и ошибиться.
— Это уж, знаете… Обращайтесь в Москву. Там — генералы, а мы солдаты. И нечего нам ломиться в открытую дверь.
Шмагин был возмущен. Он пришел к Грибанову и чуть ли не с порога крикнул:
— Вернул ведь, Павел Борисович. В Москву, говорит, пишите.
— Что у вас, опять зажим? — посмеялся Курбатов.
— Да нет, — махнул рукой Шмагин, — просто перестраховка. Дело новое, как бы чего не вышло… — Дмитрий Алексеевич вздохнул, снял очки и, сильно сощуря близорукие глаза, долго тер уголком носового платка стекла. Потом надел очки, проверил, прочно ли они сидят на носу, и снова обратился к Грибанову: — Давай-ка к Юрмакову сходим, а?
— К Юрмакову? Кто это?
— Новый заведующий промышленным отделом обкома. Ты толковее обскажешь все. Я ведь не был там.
Петр Егорович Юрмаков широколицый. В узком разрезе век поблескивают черные глаза. Волосы густые, черные, но справа, над лбом, белеет прядь, словно посыпанная пудрой. Над карманом его полувоенного кителя красовался значок лауреата.
Юрмаков много лет трудился на строительстве железных дорог. Сам разработал и внедрил новый метод возведения железнодорожного полотна. За это ему государство присудило Сталинскую премию.
На последней партийной конференции его избрали в состав областного комитета партии, а недавно утвердили зав. отделом.
Когда Грибанов рассказал о статье Стрекача, Юрмаков молча слушал, но потом улыбнулся — первый и последний раз за все время разговора! — и сказал:
— Я в горном деле не силен, объясните, пожалуйста, еще раз, поподробнее. Вот вы говорите…
И тут он стал задавать один вопрос за другим. Грибанов и Шмагин объясняли.
Потом Юрмаков взял трубку и попросил соединить его с редактором.
— Говорят, ты хорошую статью не пропускаешь. Боишься, что ли? О новом методе разработки руды… Да, Бурканского. Москву? Однако и местную инициативу надо… Семь раз отмерь? Ну, это другой вопрос. Согласен. — Положил трубку. — Он говорит, что поручил все проверить и перепроверить.
— Ряшков юлит, — возмутился Шмагин. — Он же мне прямо сказал, если, мол, вам надо — обращайтесь в Москву.
— Да нет. Попробуем на месте решить. Я вызову людей, переговорим, взвесим все, тогда решим. Согласны?
Через три дня редактор дал команду — печатать. Ряшков даже рад был, что рудничное дело приняло такой оборот: «Как ни есть — вопрос серьезный, — думал он. — А если выйдет осечка, — заставили, нажали сверху».
На этот раз радовались журналисты, радовался и Ряшков. Только радуясь, думали они о разном.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ИДОЧКА БУШУЕТ
Она сидела на диване и плакала. Когда вошел муж — даже не шелохнулась.
— Что случилось? — спросил Иван Степанович. — Опять разбушевалась?
— Да, да, опять. — Агриппина Львовна метнула на него взгляд, звучно продула нос в платок. — Я больше жить здесь не буду, не могу. Мне нужна отдельная квартира, отдельная! Понимаешь? — Она торопливо одернула халат и подошла к супругу. — Я, голубчик, шутить не люблю. Ты работник руководящей номенклатуры…
— Но что случилось? Уж тебя-то кто мог обидеть?!
— Соседушки твои, «мирные люди».
Ряшков со своей супругой занимал две комнаты, а в третьей, маленькой, жил молодой железнодорожник с женой и четырехлетним сыном Вовкой.
Агриппина ненавидела эту семью, не любила даже ласкового, по-детски доброго и жизнерадостного Вовку.
На общей кухне Агриппина Львовна была полной хозяйкой: она поставила здесь большой стол, шкаф с посудой, ящики для хранения овощей и топлива, окно заставила стеклянными банками и различными пузырьками. Соседке некуда было даже кастрюлю поставить.
Но та все-таки была недовольна. Ей не нравилось, что соседка называла ее Агриппиной Львовной, а не Идой, а потом у соседки был Вовка. Этот мальчишка никак не мог понять, что по коридору надо ходить молча и к тому же на цыпочках.
Агриппина Львовна была такой, о которых в народе говорят: «Шилом горох хлебает, да и то отряхивает».
Сперва в квартире был общий счетчик. Редакторше это не понравилось. Она приказала мужу снять один счетчик в коридоре редакции для дома. Иван Степанович поморщился, но… через два дня шофер принес счетчик. Однако и это не успокоило ее. Теперь Агриппина по ночам украдкой выходила на кухню и смотрела, все ли в порядке. Счетчики были разные, но розетки-то почти рядом: приди ночью, включи в чужую розетку плитку, ставь на нее бак с бельем и… Нет, при таком положении спокойно не уснешь!