Пока шла посадка на местный поезд, Грибанов все время стоял у ворот и глазами процеживал людской поток. Пассажиры гремели чемоданами и сундучками, толкались мешками и тюками, кричали, ругались, смеялись, кого-то просили, убеждали, подгоняли, охали, плакали.
Перед ним промелькнули сотни лиц, но Ружена так и не появилась. Уж ее-то он бы за километр узнал.
«Нет ее, нет! Значит, она не уезжает, осталась в городе, хотя сегодня суббота и завтра никаких дел… А может быть, уехала колхозной машиной? Нет, очень далеко, смысла нет, вот же поезд».
Когда хвост поезда скрылся за поворотом и перрон опустел, Павел направился в гостиницу: он надеялся там ее увидеть.
Размечтавшись, даже представил, как войдет в номер, обхватит ее тонкий стан.
И ему стало стыдно своих мыслей. Ведь у него Аня… Сын скоро будет.
В гостинице Ружены тоже не оказалось.
За ужином Павел и слова не обронил. Ел неохотно, вяло. Аня сначала молча посматривала на него, потом спросила:
— Ты что, заболел?
— Нет.
— Случилось что-нибудь на работе?
— Да, так… Ничего.
Может быть, надо было обо всем рассказать, но Павел этого не сделал. Может быть, Ане надо было приласкать мужа, и он бы разоткровенничался, но она этого не сделала. Она решила так: не хочет говорить — не надо, успокоится — расскажет, не первый раз.
Легла и уснула.
Павел несколько раз намеревался разбудить ее, поговорить, но потом раздумал: «А зачем, зачем?.. Она меня не поймет…
Скорей бы ребенок родился. Тогда, может, все изменится. Сын бы!..»
Засыпая, Павел подумал, что доброй хозяйкой в доме, наверное, может быть и соседка, а вот ласковой женой…
И снова в его сознании мелькнула светлая, улыбающаяся Ружена.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
СТРОКИ ИСТОРИИ
Шли дни, недели. Павел Грибанов не мог выкроить времени, чтобы по-настоящему взяться за историю края: текучка заедала. Редактор при каждом упоминании об этой большой теме неизменно повторял: «Это подождет, успеете. Вы мне сделайте»… — и снова давал оперативное задание. Павел куда-то ехал, куда-то шел, искал, писал.
И попробуйте возразить! Ведь газета действительно ненасытна, она выходит ежедневно и поглощает массу строк, написанных руками журналистов. Конечно, при желании Иван Степанович мог бы помочь Грибанову, но Ряшков этого не хотел.
Тогда Павел решил изучать материалы по вечерам и в выходные дни. Ради такого дела он мог пожертвовать часами отдыха!
В воскресенье он пришел в центральную библиотеку.
— Вас интересует история края? — спросила его белокурая девушка в синем халате.
— Да. Роль русских в развитии края.
— Понятно. Но ведь материалов очень много. Сразу не осилите:
— Вначале познакомлюсь, а потом уж…
Девушка принесла ему целую стопку книг. Тут были и новенькие журналы, и потертые объемистые тома, и совсем пожелтевшие небольшие книжицы: А. Васильев «Забайкальские казаки» (исторический очерк), В. Де-Геннин «Описание уральских и сибирских заводов», «История с древнейших времен до конца XVIII века», еще, еще…
У Павла разбежались глаза: с чего начать, что читать сейчас, что позднее?
А девушка все подносит и подносит.
— Вот еще журналы. Здесь о росте экономики и культуры нашей области и Бурят-Монгольской республики. А вот письмо трудящихся Бурятии в Москву.
— Спасибо, я посмотрю.
Среди большой стопы книг был и «Огонек», перелистал его. Стихи. «Сибирь»[1].
Русское сердце тянулось за вольготной долей, русский бежит от гнета царизма, создавая здесь новую жизнь.
А вот письма Горького в Сибирь. Страстные, добрые.
«Русский народ, — читал Павел, — без помощи государства захватил и присоединил к Москве огромную Сибирь, руками Ермака и понизовой вольницы, беглой от бояр. Он в лице Дежнева, Крашенинникова, Хабарова и массы других землепроходцев открывал новые места, проливы на свой счет и на свой страх»[2].
«Вот кого не видит Ветков, — злился Павел, — слепец! Историю, говорит, нельзя подкрашивать…»
Перечитывал страницу за страницей. И перед ним раскрывались героические картины продвижения русских на Восток, освоения огромного полупустынного края, насаждения российской культуры. Нелегко было все это сделать!