В 1704 году по велению Петра нерчинский воевода Мусин-Пушкин на реке Алтагаче открыл первый в России большой серебряный завод.
Трудно было пионерам цветной металлургии. Тяжелый ручной труд, невыносимые условия жизни. И русских мастеровых, и местных жителей беспощадно эксплуатировали.
В казну России все больше и больше текло цветных металлов. С 1704 по 1721 год в Забайкалье было выплавлено 118 пудов серебра и свыше 16118 пудов свинца, а в 1774 году — 629 пудов серебра…
Цветная металлургия вызвала к жизни и другие отрасли промышленности — вокруг заводов развивались гончарное, кирпичное, деревообделочное, слесарное производства, выросли железоделательные заводы Телембинский и Петровский.
С ростом экономики вырастают и города, развивается торговля».
Многое вычитал, записал Грибанов и о развитии в этом крае сельского хозяйства.
«1653 год. Русские казаки дошли до реки Нерчи… Весной 1654 года казаки проложили здесь первую борозду.
В Селенгинском остроге в 1670 году за хлебопашество взялся казачий десятник Любим Федоров. Он собрал богатый урожай. На следующую весну уже 20 крестьян получили семена от Федорова. Кроме того, он часть хлеба употребил на корм ясачным»[6].
В развитии сельского хозяйства крупную роль сыграли декабристы. Они развели здесь огородничество, табаководство, бахчи. Братья Бестужевы завезли в этот край мериносовых овец, пчел.
Русские научили местных жителей косить сено, строить дворы, содержать скот в лучших условиях, с большей продуктивностью.
…Необходимые материалы были изучены. Осталось просмотреть всего лишь один том.
Прямо из редакции Павел зашел в городскую библиотеку, где ему теперь выдавали даже редкие издания, получил нужную книгу и домой.
Ликующий вбежал в комнату и, потрясая пожелтевшей от времени книгой, заговорил:
— Нашли, Аннушка, нашли! Последний том материалов «Высочайше учрежденной под председательством статс-секретаря Куломзина комиссии для исследования в Забайкальской области».
— Хорош, хорош, — с обидой сказала Аня, — то пропадаешь вечерами, то дома торчишь над книгой. И на улицу тебя не вытащишь.
— Аннушка, это последняя книга, кончаю.
Садясь за стол, вполголоса декламировал любимые стихи:
Шуршала бумага, скрипело перо… Прочитал последнюю страницу, протер уставшие глаза и задумался.
«Старший брат вел младшего за руку, учил жить, учил, а ты?!.»
Павел уже представлял, как он снова придет к директору музея Веткову, к этому вылощенному толстяку с серыми, прищуренными глазками и выложит свои доказательства.
«Обо всем напишу, уважаемый товарищ Ветков, обо всем. Теперь уж… Прошлое, настоящее. А отдел «Социалистическое строительство?» Вас лень задавила. Пусть люди это знают».
Павел давно уже вынашивал в мыслях заголовок: «Краеведческий музей — на ложном пути». Написал его, потом порылся в папке, нашел вырезку из «Правды», прочитал ее и начал писать.
«В день 25-летия Бурят-Монгольской Автономной Советской Социалистической Республики трудящиеся Бурят-Монголии заявили:
«До присоединения Забайкалья к России бурят-монголы систематически подвергались набегам диких орд монголо-маньчжурских, ханов и феодалов. Эти набеги повторялись столь часто, что бурят-монгольскому народу грозило полное истребление. Присоединение Забайкалья к России спасло бурят-монголов от этой участи…»
Пишет, перечитывает, находит лишние слова, вычеркивает их и снова пишет.
«…Ведь только при помощи русских в первой половине XIX века вырос выдающийся бурятский ученый Доржи Банзаров.
…В годы строительства социализма в нашем крае… Однако краеведческий музей и его руководитель т. Ветков…»
Аня уже несколько раз звала его ужинать. На этот раз сердито крикнула:
— Не хочешь есть, что ли?
Она все еще сердилась на Павла за те вечера.
За все время ужина Аня так и не улыбнулась ему сегодня. У Павла настроение тоже упало. Начал работать, но прежней легкости в письме уже не было.
Кончив кухонные дела, Аня вымыла себе морковку, изрезала ее на длинные дольки и улеглась на диван. Читала «Огонек» и потихоньку хрустела морковкой.
Павел вначале как бы не замечал этого приглушенного, но методически повторяющегося хруста, потом невольно стал прислушиваться: хрум, хрум, хрум, хрум… Вот перестала.