Белые шелковые шторы на окнах тяжело свисали почти до пола, возле стен выстроились темно-коричневые полированные стулья. На полу намертво разлеглись толстые ковры: ноги утопали в них, как во мху, и от этого шаги становились совершенно беззвучными.
Зазвонил телефон. Девушка взяла трубку и все так же вполголоса, лаконично проговорила:
— Он занят. Что? Одну минуточку. Позвоните, пожалуйста, в финхозсектор.
Шмагин по привычке полез в карман, блеснул было крышкой серебряного портсигара, но взглянул на секретаршу и… стал крутить портсигар, рассматривая его рубиновую защелку.
А Павел в это время сидел, откинувшись на спинку стула, касаясь затылком стены. Он смотрел на маленькие лампочки люстры и думал о предстоящей встрече с первым секретарем обкома. Он ни разу еще не видел Богунцова, но слышал, что первый секретарь очень хороший руководитель.
«Организовал массовый воскресник по благоустройству города. Отучил некоторых руководителей гонять служебные автомобили по базарам да охотничьим угодьям. А история с орехами… Семен Давыдович прогуливался по городу. Увидел лоточницу. Она продавала кедровые орехи. Взвешивала их и ссыпала, кому в карман, кому в шапку… Попросил и он орехов. Она взвесила и спросила:
— Куда вам?
— А вы в кулечек. У меня ничего с собой нет.
— Ничего нет — подставляйте карман.
— Да нет вы уж заверните.
— Бумаги нет. Подумаешь, антилигенция!
Богунцов ссыпал орехи в карман. Но на другой день в обкоме состоялась беседа с работниками торговли…
А в деревнях как! Предшественник его, бывало, прикатит в колхоз, к председателю: «Ну, как у тебя…» Выслушает, даст «указания» и — был таков. А этот нет! Сначала побывает на полях да на фермах, с колхозниками посоветуется, а то и чайку с ними попьет, потом собирает правление колхоза и спрашивает: «Почему же у вас, товарищи…» И учит, и учится.
Это — совсем иное дело!
…Интересно, как он нас встретит? Богунцов…»
Вдруг никелированная тарелочка над дверью брызнула коротким звонком и умолкла.
Девушка тут же вернулась и пригласила журналистов в кабинет.
Богунцов встретил Шмагина и Грибанова приветливо, как старых знакомых.
— Здравствуйте, здравствуйте, грозные газетчики. И вечером от вас покоя нет. — Он говорил и смеялся. На верхней губе у него двумя столбиками чернели усы, и когда он улыбался, усы топорщились, и лицо его становилось еще более простым и добродушным.
Потом стал серьезным, посмотрел на журналистов, сказал:
— Ну, слушаю вас. Что случилось?
Когда Павел кончил объяснять содержание статьи, Богунцов спросил Шмагина:
— А вы как думаете? Со всем согласны?
— Безусловно. Грибанов прав. Могу только дополнить. В музее есть кирка, лопата и тачка. Это — орудия древности. Есть и шахтерский обушок. А где врубовка и другие шахтерские новинки, где драга? Это же пловучая фабрика, целое предприятие! Не показывают, даже рисунка не вывесили.
— А по строительству, — подсказал Павел.
— Да, вот по строительству. Мы почти ежедневно печатаем информации: в Хилкове построен Дворец культуры, в Нарымской — стадион, в Дульдарге — школа, а какие вырастают предприятия, рабочие поселки. Колхозы создают водоемы, разводят фруктовые сады. Музей — ни гу-гу.
— Правильно, товарищи, правильно. В нашем городе — море огней, заводы! И это на месте грязного, купеческого городка. Покажи-ка это в музее — душа запоет. Недаром же наши добрые соседи — китайцы говорят: охраняй прошлое, но знай новое.
— О нашем городе в статье тоже есть, — вставил Грибанов.
— Значит, редактор отказывается публиковать статью? — переспросил Богунцов.
— Видите ли, дело не только в нем, — заговорил Грибанов. — Сам редактор, пожалуй, опубликовал бы ее, но помешала консультация. Со Щавелевым он советовался.
— А-а! Почему же вы раньше не пришли, не рассказали?
— Надеялись, — ответил Шмагин, — думали, уж раз работник обкома…
— Да и в обкоме работники бывают разные. Здесь ведь не боги сидят — простые люди.
— Это не все. У нас еще один вопрос — Шмагин посмотрел на Павла, потом на секретаря обкома. — Вопрос очень серьезный. Грибанова решили перевести в отдел пропаганды.
— Перевести? Позвольте, на бюро вас когда утвердили? — обратился Богунцов к Павлу.
— В мае.
— Полгода работы — мало. Пропаганда — дело важное, но кадры — не шахматные фигурки. А как вы сами-то?
— Несогласен. Но они настаивают.