— Кто?
— Ряшков и Щавелев. Уже приказ подписан.
— Гм…
Он поднял трубку и попросил соединить его со Щавелевым. Шмагин и Грибанов переглянулись.
— Вениамин Юрьевич? Прошу зайти на минутку. Да, да, — Положил трубку, встал. — Тут и мы виноваты. За дело поругали нас на пленуме. Конечно, сейчас, после войны, самое главное — восстановить хозяйство, укрепить и развить дальше экономику. Но эту задачу не решить без усиления идеологической работы. Мы сами допустили ошибку. Давайте вместе исправлять положение. Вскрывайте недостатки и не стесняйтесь. Смелее выступайте. Вот с рудником у вас хорошо получилось. Сегодня из министерства получили сообщение. — Он открыл папку, порылся в бумагах, взял одну из них. — Вот слушайте: «Учитывая особенности залегания руды, поддерживая инициативу передовых горняков, о которой говорят материалы местной печати, построить на Бурканском месторождении разрез, добычу руды вести в дальнейшем двумя способами: подземным и открытым…» Видите как.
В это время обитая дверь бесшумно растворилась. Грузно шагая, вошел Щавелев. Прошел к столу, с беспокойством посматривая то на секретаря обкома, то на журналистов, сел. Богунцов спросил:
— Вы статью о музее читали?
— О музее? Нет, нет…
— Вот тебе и на! Какой же вы зав. отделом…
— Позвольте, о музее? А, да, да! Я не читал, но знаю. Редактор информировал.
— Что же вы решили?
— Так ведь, редактор…
— Но он же вас информировал? Вы то… ну, хорошо, минутку, — Подошел к Шмагину и Грибанову. — Спасибо вам, товарищи, мы тут… выясним.
…Когда Грибанов закрывал за собой дверь кабинета, то увидел, что секретарь обкома резко повернулся к Щавелеву, но что он ему сказал, Павел уже не расслышал.
Разговаривая вполголоса, они торопливо шагали по коридору к выходу. Особенно радовался Грибанов: кто-кто, а уж первый-то секретарь внушит редактору!
Когда поравнялись они с дверью кабинета заведующего промышленным отделом Юрмакова, Павел заметил на диване знакомое лицо. Остановился.
Человек вскочил с дивана:
— Здравствуйте!
— Костя! Здравствуй, дорогой! Каким ветром? Дмитрий Алексеевич, знакомься, это тот самый шофер Александровского сельпо… Ну как там у вас, что с базой?
— Ужалгина сняли.
— Сняли?! А нам до сих пор не сообщили. — Он обратился к Шмагину. — Ответа ведь не было.
— Ну, ответ! Ужалгин долго под следствием был, — словно оправдывая руководителей облпотребсоюза, сказал Костя. — Его только вчера судили. В тюрьму! А на его месте — Бугрова.
— Никиту Степановича? — оживился Павел. — Правильно.
— Сижу вот жду его. Сюда зашел, — шофер показал на дверь. — Автомашины ремонтировать надо, а в мастерской пусто. Сюда приехали, может, запасными частями помогут нам.
— Помогут, заводы помогут, — начал уверять Павел, — сейчас о торговле все заботятся. А как ваши залежи?
— Разворошили, — Костя заулыбался. — Никита Семенович такой. Приезжайте, опять прокатимся.
— Да уж по той дороге… — Павел покачал головой. — А как там Евсеич поживает?
— О, теперь он как пан. Конуру свою забросил. Помните, избушку? Теперь в ней только дежурит. Кооперация построила ему настоящий дом, почти в самом центре. Под окном ему школьники сад посадили.
— Привет ему, большой привет. Скажи, от газетчика.
— Он помнит вас. Там вас многие вспоминают.
Когда вышли из гардеробной, Шмагин хлопнул Павла по плечу:
— Вот так «Светенские залежи»!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
ВПЕРЕД ПЯТКАМИ
Еще вчера Иван Степанович Ряшков узнал, что Шмагин и Грибанов ушли в обком. А случилось это так. Ряшков читал третью полосу, один материал промышленного отдела вызвал у редактора сомнение, он решил проверить, проконсультироваться у зав. промышленным отделом. Послал за ним дежурного, тот сообщил: ушли в обком.
Это уж совсем нарушило покой Ряшкова. На партийном собрании хлестали, а теперь еще в обком. Зачем, к кому?
Подписав полосы, Иван Степанович не стал вызывать машину — пошел пешком. Размышлял о своем незавидном положении.
И ночь у Ряшкова была тяжелая. Часто просыпался: мучили кошмарные сны. То он в дремучей тайге один-одинешенек, то летел куда-то в пропасть, то вдруг увидел Щавелева. Остановился, решил отвесить шефу поклон. Склонил голову, еще немножко, ниже, ниже и… превратился в крендель, а потом в… мяч! Да, в футбольный мяч. Толстяк, пыхтя и отдуваясь, подошел и покатил его… Но ворота узкие… Ба, да это же не ворота — двери редакции!