Это и обрадовало ее и напугало. Она посмотрела в глаза Павла: они горели. Ей стало страшно. Она встала, чтобы пересесть на стул. Но он задержал ее.
— Павлуша, так… неудобно, подождите…
Но он будто и не слышал. Стиснул ее в объятьях и стал целовать.
Ружена всхлипнула и вся затрепетала.
Она почувствовала, что в движениях Павла теперь уже нет ни нежности, ни ласки: он по-мужски, бесцеремонно схватил ее. «Поступает, как с продажной женщиной, — мелькнуло у Ружены. Эта мысль оскорбила и отрезвила ее. — Нет, нет, этому не бывать!»
— Павел, Павел, — предостерегающе прошептала Ружена, пытаясь вырваться.
Он обхватил ее за талию.
— Павел! — зло вскрикнула она.
Но и это не помогло. Тогда она изловчилась и сильно ударила его по лицу.
Павел вздрогнул и отпустил ее.
Ружена села, закинула косы за спину.
— С кем так поступают? Грубиян! — вскрикнула Ружена, краснея.
Лицо Павла горело, руки дрожали. Он прижал Ружену к груди и, задыхаясь, начал шептать:
— Прости меня… Не надо, Ружена. Прости… Я же человек?
— Человек?! — Она вырвалась из его рук. — А я не человек?
— Ну что ты так… Я о чувствах.
— О чувствах! Хороши чувства.
Она встала и подошла к окну. В руках она держала свои косы, прижав их к щекам.
— Извини меня, Ружена, — едва слышно пробормотал Павел.
— Извини… — Ружена медленно повернулась, посмотрела на него, раскрасневшегося, и ей сразу вспомнился тот Павел, с которым она шла по степи в летний жаркий день.
Опять отвернулась: «Пусть не думает». А самой так хотелось смотреть на него! Удивительное дело, ведь минуту назад она собиралась его выгнать из комнаты. «Как он смел так поступить!». А вот сейчас… И она ласково, доверчиво снова взглянула на смущенного и притихшего Павла.
«Озерки, полевой стан, Дом колхозника, — думала она, перебирая в памяти все встречи с ним. — Нет, он бы столько не ходил, он бы давно махнул рукой… Значит, по-настоящему любит».
Неслышно ступая, Ружена подошла к нему.
— Павел, — тихо проговорила она, — не будем ссориться. Я не сержусь на тебя. Я все понимаю. Но… как же мы дальше?
Спросила и устрашилась: что он скажет, как ответит на этот вопрос? Теплилась надежда.
Держа руки за спиной, медленно попятилась к столу, нащупала его край, стиснула, ждала, что скажет.
А он молчал. И ему не хотелось окончательно порывать с Руженой, и его согревала надежда. Он и сам до сегодняшнего дня не понимал, что значит для него Ружена… Больно.
Молчание Павла стало раздражать Ружену.
Она выпрямилась, сощурила глаза, заговорила:
— Все вы, мужчины… таковы.
Павел вскочил.
— Не смей так, — еле слышно прошептал он. — Я… я пришел к тебе… Я люблю… Я все передумал. Но у нас… у нас скоро ребенок.
— Ребенок? — переспросила Ружена и про себя повторила: «Ребенок». Она медленно опустилась на диван. — Вот оно что!
И теперь она со всей ясностью поняла, что уже все кончено. Он уйдет сейчас и, быть может, она его больше никогда не увидит. Никогда.
Подняла голову, их взгляды встретились.
«Может, зря его оттолкнула? — спросила Ружена себя. — Может, лучше бы… Павловна. Нет, нет. Не надо. Но ведь он уйдет. Уйдет навсегда… к ней, к жене… Счастливая она: он принадлежит ей».
Павел надел шляпу и повернулся к двери. Ружена, не думая, против своей воли, кинулась к нему:
— Павел! — схватила его за плечи. — Павел! Неужели…
Ее широко раскрытые глаза беспомощно метались. Он медленно взял ее руки, стиснул их в своих горячих ладонях. Ее губы вздрагивали, но она не плакала.
Павел схватил ее в охапку, посмотрел в ее милые глаза. В горле у него защекотало… Он в бешеном порыве покрыл ее губы, щеки, лоб и волосы поцелуями и выскочил из комнаты.
Когда дверь за ним захлопнулась, Ружена долге, долго смотрела на нее, потом закрыла лицо руками, добрела до кровати и упала на подушку.
Грибанов долго бродил по улицам города, не понимая, куда идет и зачем. Дважды подходил к Дому колхозника, один раз даже поднялся на крыльцо. И только когда взялся за скобу двери — опомнился, пошел прочь.
И снова бродил по городу.
Поздно вечером Павел пришел домой пьяный. Аня удивилась и даже перепугалась — что-то неладное.
Он вышел на середину кухни, осмотрелся кругом, как будто не узнавал своего дома, уставился на Аню. В его глазах были и горе, и раскаяние, и мольба, Аня подошла к нему:
— Что ты, Павел?
— Все, Аннушка, теперь все, — прошептал он и лег на кушетку.