Поезд пришел в Светенск.
С высокого берега маленький город за рекой был как на ладони. Улицы, переулки, все постройки так хорошо видны, что почти каждый житель мог сейчас же разглядеть свой дом. Они в большинстве своем были старые, небольшие, с разноцветными крышами: тесовыми, почерневшими от времени, серебристыми, из белой жести, красными, зелеными. Среди этого разноцветья прижавшихся к земле домиков горделиво возвышались новые многоэтажные здания: хлебозавод, десятилетка, райисполком, школа механизации.
Как только поезд остановился, пассажиры бросились к переправе. Прыгали с высоких ступенек вагонов, подхватывали чемоданы, мешки, сумки и, перегоняя друг друга, кто крупным шагом, а кто рысцой, спешили к парому. Все громко разговаривали, шутили, смеялись. Настроение у пассажиров было самое беспечное, какое бывает у людей, которые закончили свой длинный путь, увидели родной город, в воображении уже ощутили домашнее тепло (ох, как это приятно почувствовать в холодное осеннее утро!), представили себе радость встречи с родными, с детишками.
Но миновав станционные склады, спешившие к парому люди вдруг застыли от удивления.
— Ну, чего там, реки не видывали? — крикнули плетущиеся в хвосте пассажиры.
Но такой реки горожане, пожалуй, действительно не видали. Мороз уже несколько дней наводил здесь свои порядки. Он высушил, закалил дороги, и они зазвенели. Решил сковать вот эту своенравную реку. Но она не захотела покориться. Переполненная кусками льда и снежной кашицей, река вздулась, осерчала и еще быстрее понеслась на восток, в объятия родного, могучего Амура.
Разливаясь все шире и шире, она затопила капитальные мостики — въезды на паром. Речники вынуждены были проложить на берег временные переходы в две доски.
Женщины и дети, боязливо озираясь, уступали дорогу мужчинам, а те сначала робко ступали, от качки размахивая руками, балансируя, потом пошли смелее. Доски прогибались, пружинили, шлепались о налетающие волны.
С первыми мужчинами Павел Грибанов перешел с берега на паром и сейчас стоял и смотрел то на шумную толпу, то на необузданную, бушующую реку. Река дышала холодом. Темная, мутная вода шла огромными волнами-наплывами, беспрерывно прибывая, грозя смести все попадающееся на ее пути.
Мужчины и парни перешли на паром быстро, а дальше движение затормозилось. Женщины и девчата от страха визжали, перебирались медленно.
Павел нервничал, ежился от колючего ветра, все чаще поглядывая на противоположный берег, где из труб уже многих домов приветливо клубился дымок.
Грибанов заметил, как одетую в стеганый ватник женщину люди подталкивали на мостик, что-то наказывая ей. Она постояла в раздумье, потом, не поворачиваясь, подала приятельницам свою корзину и начала переставлять по доскам ноги. Шагала с опаской, неуверенно, втянув голову в плечи, и все время смотрела прямо под ноги, на воду. «Голова закружится, — подумал Павел, — бестолковая».
Шла, шла — остановилась. На пароме все притихли. Хотела посмотреть назад, побоялась. Передохнула, снова начала переступать. А с берега и с парома ей кричали: «Смелее, смелее иди, не смотри на воду».
А она по-прежнему переваливалась с ноги на ногу, не отрывая глаз от пружинящих досок и бушующей воды под ними. Вдруг закрыла глаза, закачалась. Павел рванулся было к мосткам, навстречу женщине, но она в этот миг отдернула от глаз руки и снова пошла. Грибанов распрямился попятился на свое место — некуда, люди дышали Павлу в затылок.
Увидев перед собой край парома, женщина зашагала смелее. На пароме все облегченно вздохнули, начали оживленно разговаривать. Виновница этих переживаний тоже заулыбалась от радости и заторопилась. Вот осталось только пять шагов, четыре, три…
Но перед самым паромом ее нога скользнула по обледеневшей доске, и… уши Павла резанул страшный женский визг. Поднялась суматоха, крик, толкотня.
Волна обхватила женщину и, словно пытаясь спрятать ее от взоров людей, стала втягивать все глубже в воду.
Грибанов повернулся к толпе, хотел что-то спросить, сказать, но смолчал, тут же мгновенно сбросил прямо на паром шинель, шапку, пиджак, сдернул с ног сапоги и нырнул в реку. Вода ожгла его тело.
Он изо всей силы взмахивал руками, но ему казалось, что плывет очень медленно.
А женщина барахталась. Вот уже стала захлебываться водой. Нырнула совсем, вновь появилась.
«Держись, держись, родная, что ты так. Вытянись посильнее, взмахни рукой, вот так, вот так…». Павел мысленно подбадривал женщину, спешил к ней, но она ныряла все чаще и чаще, а потом совсем скрылась под водой.