Вчера, покупая вкусняшки детям, наткнулся на подобное чудо. Сперва меня смутил душок, исходящий от подвешенного на костяной крюк сыровяленого свиного окорока. Но матерый продавец мигом впарил мне на пробу тонкую почти прозрачную полоску мяса. Схарчив презентованный кусок, я понял — надо брать.
Вот только цена в сорок экю за кило, мигом вернула меня на грешную землю — плебеям подобные лакомства вкушать не положено.
Со слов, бьющего себя в грудь и активно жестикулирующего продавца, выходило, что это товар завезен ОТТУДА. И не просто ОТТУДА, а аж из самой Кастилии.
Пока не женюсь на дочке местного олигарха, придется глотать слюни и смотреть на хамон издали.
Положение спас зашедший в лавку Руди. Уловив мой интерес к мясному продукту, немец мигом опустил цену до экю за килограмм.
Рвавший рубашку на груди продавец, проследил мой тоскливый взгляд, упирающийся в разделочную колоду с воткнутым в нее полуметровым тесаком. И пришел к очень правильному выводу — на первую покупку, не лишним будет сделать пятидесятипроцентную скидку, и сразу настрогать мясца тонкими ломтиками. Огромный мир Новой Земли иногда так тесен.
По выходу из лавки, я выпытал из Руди детали работы местной пищевой промышленности. Лучший хамон производили в Виго. В тех местах произрастали деревья с плодами, похожими на гипертрофированные до размеров футбольного мяча орехи каштана. Сидя на диете из этих самых каштанов переростков, свиньи за неполный местный год набирали под два центнера веса, а их мясо приобретало особые нотки вкуса. А добываемая на местном побережье соль усиливала вкусовые качества мяса.
Со слов Руди выходило, что местный хамон по вкусовым качествам заруливал лучшие староземельные сорта для гурманов. Вот его и впаривали по космическим ценам залетным пассажирам, вроде меня.
Сам Руди подобные мясопродукты не любил, безоговорочно отдавая предпочтение расово верному шпику.
Развернув сверток с хамоном, вдыхаю аромат вяленого мяса и кладу на язык первый тонюсенький кусочек. Мясо настолько нежное, что жевать его практически не надо. Через пару минут само рассосется, заставляя вкусовые рецепторы требовать новой порции.
Муха, мигом просекла, что без нее едят что–то страшно вкусное, да еще с таким непередаваемым ароматом. Псина перелезла через спящего немца, попутно наступив лапой на саму ценную часть арийского организма.
— Руди, хамончика пожуешь? Ыыыы.. шайзе, это, я так понимаю, нет. Ну, нет, так нет. Наше дело предложить, — скрючившемуся в позе эмбриона немцу сейчас действительно не до мяса. Когда тебе полцентнера весело пропрыгает по яйцам, актуальными становятся несколько иные ценности.
Оправляю под язык очередную пластинку мяса и выдаю Мухе остатки куска.
— Нде, лохматая, это не про тебя медведь бегемоту говорил, «таким бы хавальником, да медку хлебнуть», — Муха со всем согласна, только дайте еще кусочек.
Руди, оклемавшийся до состояния — хочу сатисфакции, зло пинает Муху под зад.
Это он зря. Мгновенно растерявшая весь пацифистский настрой псина, на всю глубину своей немаленькой пасти прихватывает немца за каблук берца.
Немец пытается пнуть собаку второй ногой. Псина дергает немца на себя. В результате бестолковка Руди опять проверят прочность бортового бронелиста. Карма у него, видимо, такая.
— Уу… останови, — под пристальным взглядом Мухи, немец вываливается наружу.
— Муха, еще по кусочку? — псина аккуратно, одними губами, берет предложенный ей кусок. — Вот как такое миролюбивое существо можно топтать фашистским сапогом? — Миролюбивое существо, не жуя, заглатывает свою порцию и толкает меня влажным носом под руку, требуя продолжения банкета.
— Муха, а ты задембелевала не рано? — псина, всем видом демонстрирует, что все путем и пора выдавать очередной кусочек. А вот борзого духа, уныло топчущегося снаружи, кормить не надо. Духам вредно много есть. Они от хорошего питания не в меру борзыми становятся, и пинаться, почем зря, начинают.
Справив насущные потребности молодого организма, а заодно заборов боль в отдавленных причиндалах, немец уселся на пассажирское сиденье. Скрипнула закрывающаяся бронедверь.
— Руди, порулить нет желания?
— Найн, я командир экипажа, а с обязанностями мехвода и унтерменш справится, — вот щегол, огрызается еще.
Унтерменш тем временем разогнал бронемашину до крейсерской полусотни километров в час и размышлял, на предмет, а не ударить ли по тормозам перед очередной дорожной колдобиной. Да так, чтоб бронемашина тормозила юзом. Чисто проверить командирской бестолковкой прочность лобовой брони.
Пропустив еще несколько проржавевших остовов, натыкаемся на заслуживающий пристального внимания трофей.
Я бы проехал мимо и не заметил. А вот глазастый немец углядел диссонанс в местном пейзаже. Ему проще — баранку крутить не надо и трофей притаился с его стороны.
— Тормози. Тут останови, — бронемашина замирает почти посередине долины эпохи назад проложенной крупной рекой.
— Что там?
— Вылезай, сам посмотри, тебе полезно будет, — Руди присел возле едва заметной колеи уходящей в сторону от дороги.
И хитро так место выбрано, в низине между двумя поворотами, где невысокий колючий кустарник подступает к дороге почти вплотную. На обочине след тщательно затерт, но в сухой траве змеится едва заметная колея.
— Что–то внедорожное тащило на удавке легковушку, — озвучиваю свое виденье событий.
— Угу. Досюда ее буксировали, а тут топливо слили, разгрузили и утащили прятать вон в те кусты, — Руди махнул, в сторону невысоких, но густых зарослей и согнулся, раздвигая жухлую траву на обочине.
— Что там? Мусор по обочине раскидан?
Немец утвердительно кивает, и поднимает из придорожной травы упаковку пальчиковых батареек, — Торопились.
— Трава от дороги примята. Выезжая обратно на дорогу, тягач должен был вторую колею оставить. Поищем ее?
Немец отрицательно качает головой, — Выехали они, скорее всего, предварительно сделав крюк по долине. Трава не так примнется, со ста метров следов не заметишь. А потом вон там по каменистым осыпям на склоне холма, вернулись на дорогу. На камне вообще следов никаких не останется.
— Руди, если тут легковушку протащили, нам сам бог велел проехать, — немец снова утвердительно кивает.
Подключаю передний мост и врубаю пониженную передачу, сдаю на десяток метров назад и, заложив дугу максимально возможного радиуса, выезжаю на едва заметную колею.
— Руди, вертикалку мою возьми, — из–за многочисленных кустов видимость падает до тридцати метров. Выскочи нам навстречу местная зверушка, двенадцатый калибр будет очень весомым аргументом в споре — кто тут главный.
Пользуясь попавшимся ровным участком, меняю патроны в обрезе и передергиваю затвор АПБ.
Но, обошлось — спустя пять минут неспешного виляния между кустов натыкаемся на легковой «Фольксваген», припаркованный на небольшой полянке.
Руди, сменив Маузер на мою вертикалку, по пояс высунулся из люка, и азартно крутит башкой по сторонам. — Примни траву и кусты по периметру, — просит парень.
Разумно, мало ли какие гады сидят в кустах и ползают в траве.
Хрумкая веточками кустов, бронемашина накатывает колеи по сторонам от трофея.
— Гут, задом сдавай к нему, — с трудом откинув кормовые бронедвери, подросток перебирается в открытую часть кузова. — Еще немного, все, гут. Глуши мотор.
Немец спрыгивает на землю. Сняв с борта длинный шест с развилкой на конце, обходит поляну по кругу.
Я не тороплюсь покидать уютные внутренности бронемашины. Высунувшись из люка, изображаю огневое прикрытие. В отличие от немца, у меня на ногах потрепанные кроссовки, а не берцы с надетыми поверх крагами из твердой кожи. С таким эквипом местные змеи ему не страшны.
Приеду, первым делом куплю себе такие же.
У Руди в комплекте к крагам есть еще наколенники из той же кожи, но сейчас парень не стал их надевать.