Два моточка низковольтного провода.
Все с бардачком.
Пришла очередь закрепленной справа от руля радиостанции. Водолазный нож не лучший заменитель отвертки, но на открутить пару саморезов его вполне хватает.
Обрезаю кабель за крепежным разъемом антенны. Если рация жива, умельцы новый распаяют. В противном случае, это всего лишь специфичные запчасти.
Теперь посмотрим за пассажирским сиденьем. Отчего–то мне не верится, что утопленница безоружная ездила. За Порто–Франко безоружный, все равно, что голый на Красной Площади.
Ага, а вот и ствол. Между спинкой сиденья и дверью стоит СКС. Хотя с СКС, это я погорячился. Извлеченный из–за сиденья и более детально осмотренный карабин оказался продуктом китайского инженерного гения. Гений позаимствовал от СКС общую компоновку, разбавив ее рядом свойственных «Калашникову» инженерных решений. Вроде отъёмного магазина, очень похожего на магазин от АК только покороче — патронов на пятнадцать. А вот откидной игольчатый штык явно наследство СКС.
Н–дэ, дамочка, где же вы тут в штыковые атаки ходить собрались?
Скорее всего, утопленница купила первое, что подвернулось под руку. Как был карабин со штыком, так и продали.
Смотрим дальше. Под пассажирским сиденьем пусто, осмотрим место водителя.
Под сиденьем нашелся тяжеленный ящик со всяким водительским барахлом — ключи, манометр, автомобильная переноска, лампочки в отдельном пенале, и куча прочей мелочёвки. И уложенный за сиденьями, вдоль задней стенки кабины, винтажный пулемет.
Сперва я решил, что это легендарный «Дегтярев пехотный», смутили меня раструб на стволе и верхнее расположение магазиноприемника.
Ан нет, не ДП.
В фильмах о второй мировой и послевоенных колониальных конфликтах такой пулемет частенько встречался. Молодые Бельмондо и Делон на фоне джунглей, пустынь и красивых девок не раз с таким отжигали.
Если есть пулемет, должны найтись и магазины с патронами.
— Ты пока на крыше кабины меня подожди, а я за магазинами метнусь, — тяжелая туша пулемета беззвучно плюхнулась на крышу кабины.
Крайний заплыв в кабину и на поверхность.
Четыре магазина, уложенных в брезентовую сумку, нашлись между сидениями водителя и пассажирки.
Все, наверх. Ступни, кисти рук и открытые части лица изрядно подмерзли.
Стянув плавательный костюм, прихлебываю исходящий паром, ароматнейший, но сильно переслащенный кофе.
— Похоронили уже?
— Угу. В расщелину тело положили и крупными камнями сверху присыпали.
— Крупными, от зверей?
— Да, нельзя зверье человечиной прикармливать. Русский, будешь хоронить кого, сжигай, топи или закапывай поглубже и обязательно обкладывай могилу крупными камнями. По негласным законам, бросивший труп без погребения, становится вне закона.
— Что в бауле было?
— Как обычно. Тряпки, консервы, немного лекарств и патронов. И кое–что по женской гигиене.
Даже спрашивать не будем, куда это все ушло, и так понятно.
— И все?
— Как сказать, — Дензел замялся. — Вот еще, — парень поставил передо мной кофр объемом литров двенадцать. Судя по полустертому красному кресту на крышке, кофр в прошлом имел отношение к медицине.
Хм, что там у нас? Лекарства?
С лекарствами мимо, скорее всего, слишком уж кофр легкий.
— Сим–Сим откройся, — громко щелкнув тугие защелки, освобождают крышку.
Из переполненного кофра, на траву брызнул блестящий ручеек разноцветного пластика.
Н–да, вот с чего Малевич свою квадратуру круга сплагиатил. Сквозь квадратик упаковки отчетливо проступают контуры колечка содержимого.
— Серьезный подход к средствам производства. Сколько здесь этого добра?
— Тысячи полторы — две, — прикинул Дензел. — Ликвидный товар, кстати. По экю за пару штук продать можно. Представляешь, девка пять экю стоит, а презерватив один.
На языке вертится вопрос, откуда у пацана такие познания в ценах на контрацептивы и услуги работниц древнейшей профессии.
— На три части делим? — пинаю ногой сумку с презервативами.
— Есть идея получше. Мы продадим сумку в Бейджине, а тебе отдадим твою долю за вычетом десяти процентов, — вступает в разговор Грета. — Все равно получится выгоднее, чем ты сам продать сможешь. Или тебе для личного пользования? — ямочки улыбки заиграли на щеках девушки.
— Отца русской демократии это спасет не больше, чем на неделю. Так что продавайте.
Вольф согласно кивает, ему не до подобных мелочей в своей доле.
— А ты самец, — к озорным ямочкам добавляется лукавый загиб тонкой брови.
— Я такой, да, — и, возвращая разговор в деловое русло, продолжаю. — По стволам что? Есть мысли, как стволы делить будем? И не стволы тоже.
— Есть пожелания? — интересуется молчавший до этого Вольф.
— А что там в трофеях? На глубине особо не разглядишь.
Не буду же я признаваться, что еще в школе с завязанными глазами АК разбирал за десять секунд. А вот с иностранным производителем знаком мало и исключительно теоретически.
— Чистокровнейшая американская М16 с пятью магазинами. Если не будет возражений, я её себе оставлю, — Вольф по–хозяйски прислонил штурмовую винтовку рядом с собой. — Китайский мутант — помесь советских СКС и АК. Если хочешь, можешь взять себе. Патрон классический 7,62х39, с этим калибром тут проблем нет. Но лучше его продать в Бейджине.
Согласно киваю.
Есть у меня недоверие к китайской оружейной промышленности. Очень даже может быть, недоверие это объективно не обосновано, но оно есть и с этим ничего не поделать.
— Грета, этот уродец ваш. Продадите по приезду.
— Остается пулемет Bren и четыре магазина. Пулемет в хорошем состоянии, но с патронами будут проблемы. Тут либо переделывать под стандартный натовский, либо искать цинк 303 калибра. Ввиду дефицита боеприпасов, воевать с таким проблемно, а вот отмахнутся от неприятностей вполне годная машинка.
— Уболтал — беру пулемет. Вам карта нужна? Нет, тогда я ее себе возьму. Наличка была у нее?
— Да, триста восемьдесят экю. Вот твоя сотня.
— Вольф, есть шанс оживить радиостанцию?
— Не знаю. Приедем в Порто–Франко, отдам в мастерскую.
Такая тут проза жизни. Был человек, а остались лишь поделенные между случайными людьми шмотки.
Подъем солнечных панелей с глубины утомительно–однообразная процедура.
Под плоский ящик с панелями завожу крупноячеистую сетку. Цепляю сетку за четыре угла к карабину.
Готово.
Теперь нужно дернуть за линь сигнального буя. Прыгающий поплавок–переросток оповестит Вольфа, что пора вытаскивать на поверхность очередной ящик.
Ящик, окутанный облаком пузырьков выдыхаемого воздуха, торпедой рванет к поверхности. А ему на смену плавно опустится новый линь с закрепленной карабином сеткой.
На подъем одного ящика уходит около двух минут. За одно погружение успеваем поднять шестнадцать–семнадцать ящиков. Это около тридцати минут чистого рабочего времени. Еще десять минут уходит на погружение и всплытие.
Особый акцент делаю на плавном всплытии с глубины.
Моих познаний о кессонной болезни хватает ровно на то, что бы знать:
— она есть,
— причина болезни в растворенном в крови азоте.
— не хочешь получить кесоннку — всплывай медленно.
Часа за два до заката ящики с панелями заканчиваются.
Все — баста, ноги сводит от усталости. Крайнее погружение совершаю исключительно «на зубах».
Крупные ящики с аккумуляторами, аппаратурой управления, массивные балки силового каркаса. Все это на завтра.
Уложенные у кабины мешки с цементом поднимать смысла никого. За неделю под водой цемент давно схватился.
Или поднять один на пробу? Вольф ведь не отвяжется, пока сам не убедится.
Сейчас сдеру второю кожу водолазного костюма. Скину наломившие спину пояс с грузами и акваланг.
И завалюсь в тенек. Пущай меня кормят, поят, можно даже помассировать затекшие конечности и вообще всячески обхаживают.
— Русский?