Есть немного, - неохотно сознаюсь я. Черт, это ни в какие ворота не лезет, если так будет продолжаться – не видать мне ни неба, ни космоса, ни летающих тарелок, спишут меня на землю и будут правы. И что мне тогда делать? Ведь я по-настоящему живу только после отрыва от взлетной полосы!
Кажется, я понял, - Доктор вдруг быстро касается пальцами моего левого виска, и головокружение исчезает как по волшебству. – Не надо бояться, Шторм. У твоего мозга открылись новые возможности, и то, что ты чувствуешь – побочный эффект адаптации к переменам. Это не болезнь, а переход на новый уровень. Давай-ка мы с тобой кое-что проверим. Настройся на меня и мысленно скажи мне что-нибудь.
Он придвигает стул, садится напротив меня, ободряюще улыбается, и я как можно более четко проговариваю про себя:
«Я тебя не подведу. Как понял? Прием».
Ответом мне был восхищенный взгляд широко раскрывшихся карих глаз, и я услышала ответ Доктора - так же в голове, не ушами:
«Блестяще, Шторм! А теперь попробуем так!».
Его глаза вдруг озорно блеснули, и в моем поле зрения всплыла картинка, но не как дополненная реальность в летном шлеме, а как всплывающее окно прямо перед глазами: Доктор вручает мне ромашку величиной с добрый подсолнух и целует в щечку. Я не выдержала – рассмеялась, и он вслед за мной.
«Ничего себе, - подумала я. Покопавшись в памяти, я выбрала картинку шикарного новогоднего салюта и направила ее Кузнецову. – Телепатия существует!»
«Отличный салют! - Доктор подмигивает мне, улыбаясь как папин кот Фима, обнаруживший на кухне оставленные без присмотра пельмешки. – Да, Шторм, ты телепат, как и я. Только никому не говори. Военная тайна!»
Получилось! - выдает он вслух. – Теперь все в порядке?
Ага, - я довольно улыбаюсь и поднимаю чашечку с подноса, как рюмку. – За это надо выпить, тебе не кажется?
Определенно! - Кузнецов берет свою чашку и чокается со мной. – Ты себе даже не представляешь, как я рад! При этом я не могу не отметить, что твои способности открылись очень и очень вовремя.
Так вот в чем дело! – я тыкаю в него пальцем и качаю головой. – Значит, ты на меня телепатически наорал, когда я сегодня сорвалась в штопор? А потом так же телепатически передал мне, как выполнить маневр? И когда ты спросил меня, мол, хочешь за горизонт – я ничего вслух не болтала, а ты прочел мои мысли?
Так и было, Шторм, - Доктор улыбается и смотрит мне прямо в глаза. От этого у меня разбегаются мурашки по коже, и вдруг я понимаю, почему – взгляд у него намного старше, чем физиономия. Так мог бы смотреть на мир О-Сэнсей, если б прожил еще лет двести, совершенствуясь в своем Искусстве. И меня вдруг пронзает мысль – а сколько Кузнецову лет на самом деле? Уж точно не тридцать пять, на которые он выглядит. Интересно, это генетика, «генеральская прививка», секретные технологии ОКУ, основанные на внеземных знаниях, или что-то еще?
Если мы будем работать вместе, - Кузнецов допивает свою чашку и подливает в чайничек кипятку, - ты это узнаешь. Я тебе обещаю. Договорились?
Договорились, - я тоже приканчиваю свой чай. – А можно спросить? Ты правда хочешь забрать меня к себе в ОКУ?
Есть такая мысль, отрицать не буду, - Доктор поглядывает на чайник, и я разливаю четвертую серию. – Но сначала – учения. Оба звена «семьдесят седьмых» на время учений переподчиняются ОКУ, подготовка стартует завтра, поэтому мы с тобой будем работать целый месяц – начиная с завтрашнего утра. Может, тебе не понравится, и ты сама раздумаешь переходить…
Вот, опять: я чувствую, как при этих словах ему становится тоскливо, неудобно и одиноко. Я подливаю ему чаю и улыбаюсь.
Мне уже понравилось, - говорю. – Экипаж, как по мне, у нас получился прекрасный. Если хочешь, воспользуйся служебным положением, возьми завтра птичку Богдана, и посмотрим, какое из нас с тобой выйдет звено.
Блестящая идея! – Кузнецов тыкает в мою сторону пальцем. – Машина получилась очень неплохая в первом приближении. Я правильно понял, это тебя надо благодарить за такую управляемость? Ты имела дело с внеземными кораблями?
Угу, было дело, - я киваю и делаю глоток янтарного чаю. Перестояла у нас четвертая заварка, но все равно вкусно. – В основном, правда, изучала записи боев, но два личных перехвата у меня было. Один – лет пять назад, на прототипе, после него я и потребовала максимально увеличить мощность рулевых моторов и углы их поворота, Палыч до сих пор мне припоминает эту историю. Ну и что, вчера был второй перехват, и все убедились - я была права. Черта с два мы бы его достали, если бы не моя тогдашняя настырность.
Что, вчера? – Кузнецов сверкнул на меня глазами. – Так это твое звено завалило чужака? Поисковая группа все еще работает на месте падения, обещают результат не раньше завтрашнего вечера, а мне нужна информация. Можешь сосредоточиться на этом моменте, а я посмотрю?
Как посмотришь? – удивленно спрашиваю я, но тут же спохватываюсь: передать информацию телепатически будет надежнее и быстрее. Я вспоминаю наш с Богданом вчерашний вылет по тревоге – первое боевое применение Т-77, санкционированное лично Филиным и Горянкиным, агрессивного чужака - верткое граненое блюдечко, которое уворачивалось от нас как змея на сковородке и отстреливалось изо всех сил, но от «Гарпуна-АМ» в режиме выжигания и четырех гиперзвуковых Р-112 не ушло – и одновременно ощущаю внимательный взгляд Доктора, когда он видит наш полет моими глазами. Странно, голова больше не кружится - прав был Кузнецов, мне просто надо было привыкнуть.
Замечательно! Чистая работа и отличная память, спасибо, Шторм! – Доктор в задумчивости тянет себя за ухо и допивает свой чай. – Значит, ты раньше такие корабли не видела?
Такие – нет, - я мотаю головой, сосредотачиваясь на давних воспоминаниях, - но похожие – да. Как раз пять лет назад мы втроем с Богданом и Котей гоняли одного над Алтаем: они на «фуриях», я на третьем прототипе «семьдесят седьмого». Тот чужак был раз в десять больше этого, но тоже блестящее блюдечко и тоже верткий, зараза, и тоже стрелял первым. От нас сбежал, но от С-500 не ушел.
Вот как? – Кузнецов чуть чашку не уронил. – Ага! Шторм, скажи мне, пожалуйста – по твоим оценкам, вчерашнее блюдечко имело шансы проскользнуть мимо С-500?
Я пожимаю плечами.
Если оно, удирая от нас, выложилось на полную, то против С-500 шансы у того блюдечка очень маленькие, - выдаю я после недолгого раздумья. – Особенно если С-500 в автоматическом режиме и заряжена – как бишь их, все забываю - этими новыми ракетами, которые валят тридцать пять махов и при этом еще маневрируют. Шанс там по большому счету один – если ПКО в полуавтомате, а на КП лоханулись и проспали.
Лоханулись и проспали, - повторяет за мной Доктор, и на его щеке проступает ямочка, а взгляд становится холодным и жестким, аж мурашки по коже. – А если бы у этого блюдечка был какой-нибудь стелс-режим?
Защита от тепловых головок у него была, - я продолжаю припоминать, - но полноценный стелс-режим – это вряд ли. Блюдечко у меня на радаре нарисовалось без проблем, Р-112 за ним пошли как приклеенные. А ведь есть еще спутниковая и наземная радиоразведка, они бы дали подсветку С-500 легко и непринужденно. А что?
Так, всякие мысли, - Кузнецов хватается за переносицу и прикрывает глаза. – Знаешь что? Лучше расскажи мне про «семьдесят седьмой». Как испытатель эксплуатанту. Что в нем самое интересное?
Я подливаю кипятка в чайник и в поднос и широко улыбаюсь.
Неограниченные возможности, - я вздыхаю, вспоминая, как знакомилась с первым прототипом Т-77, очень приблизительно напоминавшим ту элегантную стройняшку, в которую эта машина превратилась к третьей альфа-версии. – У нее принципиально иная энергетическая установка. Никакого горения топлива, никаких газогенераторов – суперкомпактный ядерный реактор на урановой плазме и бериллиевом замедлителе. С рециркуляцией, чтобы избежать радиационного загрязнения атмосферы. По сути, просто кварцевая колба с хитрым покрытием для удержания нейтронов, магнитная ловушка, прямой нагрев рабочего тела и очень хитрая система дросселирования – как карты впрыска и зажигания в спортивных моторах внутреннего сгорания. В атмосфере рабочее тело маршевых моторов – забортный воздух для большей дальности полета, на малых скоростях его подают нагнетатели, на гиперзвуке включается прямоток, а в космосе мы переходим на воду из баков. Реактор превращает рабочее тело в плазму с бешеной скоростью истечения, поэтому что импульс, что тяга у этих двигателей на порядок больше турбореактивных. Рулевые моторы – электрические и всегда работают на воде, так проще подавать рабочее тело и можно точнее управлять дросселированием. Они подвешены на шаровых соединениях с электроприводами и могут поворачиваться на 270 градусов по обеим степеням свободы. Поэтому на «семьдесят седьмом» РУС сделана как два в одном – чтобы можно было управлять тягой и вектором рулевых в ручном режиме, не полагаясь на управляющую нейронную сеть. Да ты это наверняка заметил.