Знаешь, Тань, а мне даже жалко, - заявила она, раскалывая очередной орешек ярко-белыми зубами. – Начались учения, а мы уехали.
Ну и ладно, - отозвалась блондинка, глядя в окно. – Чего там делать, в этом Тихоново? Пусть хоть три раза учения, а все равно дыра дырой. Летунам развлекуха, а нам один геморрой.
Это как посмотреть, - ответила ее подруга и полезла в сумочку за планшетом. – Смотри, какие ребята прилетели, да на каких птичках! Настоящие космические истребители! Я не удержалась, пофоткала – и в нашу группу выложила. Во!
Ишь ты, - блондинка пригляделась к ленте фотографий. – Не ожидала космонавтов в вашем колхозе. Эту девку я знаю, она вроде главпилот в Ленино. А кто это?
Я его раньше не видела, - ответила бурятка, разглядывая фото, на котором высокий шатен в темно-синем летном комбинезоне с блестяще-черным шлемом под мышкой стоял на крыле тяжелого истребителя с красным бортовым номером «49» и поглядывал на механика, торопящегося к нему с приставной лестницей. – Какой-то залетный космонавт, говорят, генерал-майор.
Красавцы, - согласилась блондинка. – И самолет, и летчик. Чего им у вас в Тихоново делать? Они тусуются в Ленино, а к вам и не залетают.
«Тихоново, - повторил про себя худенький белобрысый парнишка в форме проводника, прислушивавшийся к разговору девиц через дверь купе из коридора с того момента, когда речь зашла о «космических истребителях». – Отлично! Повезло так повезло!»
Найти болтливую пассажирку в соцсетях по данным ее электронного билета – элементарно, скачать фотографии из ее ленты – еще проще, сравнить лицо летчика на фото с пересланными ему фотографиями – несколько сложнее, но не так, чтоб очень. Парень огляделся, открыл на своем планшете службу мгновенного обмена сообщениями, выбрал нужный контакт и застрочил по виртуальной клавиатуре:
«Я обнаружил номера десять на аэродроме Тихоново в Иркутской области, шлю фото. Как бы мне получить вознаграждение?»
Прикрепив к сообщению фотографию летчика, проводник отправил свое послание и принялся ждать ответа. Настроение у него было самое радужное – не каждый день бывает такая халява. Шутка ли, получить десять тысяч за то, что нашел человека с фотографии, сфоткал его сам и сообщил местонахождение? Повезло так повезло!
Примечания автора
«Груз 200», «двухсотый» - погибший в бою; «груз 300», «трехсотый» - раненый.
В/ч - войсковая часть.
маглев - поезд, удерживаемый над полотном дороги, движимый и управляемый силой электромагнитного поля. Такой состав, в отличие от традиционных поездов, в процессе движения не касается поверхности рельса.
========== Глава 6. Чувство локтя ==========
Военный аэродром Тихоново. Шесть часов после событий на Эронг Пойнт.
Александра «Шторм» Унгерн.
Не успела я разобрать свое барахло и отправиться к Кузнецову в гости, он зашел за мной сам – постучал ко мне, и я открыла, уже почему-то совершенно точно зная, кто стоит за дверью. В отличие от меня он успел переодеться из летного комбеза в спортивный костюм, в котором я встретила его на пробежке. Рукава закатаны, из-под наполовину расстегнутой куртки маячит черная футболка AC/DC («Back in Black» - откуда он взял этакий раритет?), полевая кепка сдвинута на затылок – в таком раздолбайском виде Доктор визуально скинул лет десять и стал похож на дембеля из научроты. Угадав его прибытие, я ошиблась только в одном – не учла появления его котейшества Владимира Владимировича, который вылез к нам из зарослей лопухов с полудохлым бурундуком в зубах.
Молодец, Владимир Владимирович, - сообщил ему Доктор, погладив удачливого охотника по мохнатой спине, - но на будущее имей в виду: обычно я это не ем. Понял?
Котище что-то мрякнул сквозь зубы, развернулся, потоптавшись на его кедах, и скрылся в лопухах, а я поинтересовалась у Кузнецова:
Обычно? Только не говори, что тебе приходилось есть бурундуков!
Бурундуков – нет, а других грызунов – да, - тот ухмыльнулся мне в ответ. – Ожидаемо ничего хорошего. Хотя новозеландские крысы – национальное угощение местных аборигенов, маори. По большому счету, тоже дрянь редкостная, как и вся их стряпня. Пойдем! Как раз чай должен завариться. Хотя постой, есть идея получше. Хочешь, посидим на свежем воздухе? Я нашел отличное место! Алонси!
Он махнул мне рукой и заторопился по тропинке в обход лопухов, куда сныкался Владимир Владимирович. Мы пробрались между разлапистыми елками, обогнули разросшиеся кусты орешника, и моему удивленному взгляду открылась славная уединенная полянка. В центре ее оказалось обустроенное кострище, выложенное прокопченными кирпичами, возле него какие-то добрые люди установили в качестве стола катушку из-под кабеля, опрокинутую на попа, вместо лавок приволокли обрубки толстых бревен и даже кинули воздушку – на криво вколоченном в центр катушки железном столбе болталась лампочка, а под ней валялась водозащищенная розетка, в которой торчал портативный отпугиватель мошкары.
Как тебе? – выдал Кузнецов и снова заулыбался. – Нравится? Устраивайся, я сейчас, мигом!
И не успела я и рта раскрыть, он умчался к нашим бытовкам и буквально через минуту принесся обратно с чайником и кружками в руках и с бумажным пакетом на сгибе локтя. В мгновение ока чайник и кружки оказались на катушечном столе, из пакета извлечена прозрачная цилиндрическая коробка, полная конфет в блестящих бело-голубых фантиках, безжалостно вскрыта зубами и установлена на стол, а Кузнецов разлил чай по кружкам и оказался сидящим на бревне напротив меня.
Ого! – я запустила руку в коробку и вытащила конфетку – знаменитую бельгийскую «ледяную шоколадку», тающую во рту как снежок. – Вот это да! А можно поинтересоваться, в честь чего такое роскошное угощение?
Кузнецов пристально взглянул на меня и застенчиво улыбнулся.
Знаешь, - он наклонился вперед и поставил локти на стол, уперев подбородок в сцепленные ладони, - я… я извиниться хотел. За Ливию. Мне так жаль...
Почему? – от удивления я чуть не выронила конфетку. – Тебя же там не было… Но даже если и был… как ты можешь отвечать за то, что случилось? Ты не был моим комэском, ты не отдавал мне приказ. Ты совсем ни при чем.
Он тяжело вздохнул, опустил взгляд, и на его щеке проступила жесткая ямочка.
Лучше бы там был я, - он запнулся, с трудом подбирая слова. – Мне не привыкать... Но это досталось тебе, а я, любопытный дурак, заставил тебя снова все вспомнить... пережить заново. Растревожил старую рану. Я не должен был спрашивать. Прости.
О чем ты говоришь, командир? Ты не то, что вправе, это твоя святая обязанность - знать все о цвете, размере и повадках тараканов твоих подчиненных, а твоего ведомого - в особенности. Мог бы и не извиняться за вопрос о боевом инциденте, а с задетой тобою болячкой я справилась бы сама, как всегда. Но не в этот раз, видимо - от твоего сочувствия и извинений только больнее. Хотя есть боль от старого гнойника, а есть и боль от его вскрытия - вот она сейчас и колет меня под сердце. И в этом, Доктор, ты снова прав: ни один мой командир до тебя не грузился моим состоянием, оставляя меня на попечение милостивой Каннон. Ты вскрыл рану, сделал больно, да - но и принял часть боли на себя.
Был бы я твоим комэском - скомандовал бы вам, полупустым, возвращаться сразу же после перехвата вертушки, - Доктор показывает мне картинку - что-то вроде рентгеновского снимка моей «фурии», подсвечивая на нем зеленым цветом боекомплект. - Радиоразведка должна была заранее засечь возню в воздухе и доложить на КП. Но в итоге вышло как всегда: героизм одних - вынужденная мера для нейтрализации небрежности, трусости или самонадеянности других. И само собой, будь я твоим комэском, на перехват эскадры мы вылетели бы вместе. В одиночку такие решения принимать и исполнять чревато последствиями… и я сейчас не о погонах.
Его сверкающий взгляд вонзается мне прямо в зрачки. Леденящий душу сплав беспощадной решимости и скорби - взгляд воина, давно готового к взаимному убийству, давно научившегося контролировать дух врага. Но мгновенный проблеск улыбки растапливает лед, и я ловлю в потоке грустное, но согревающее душу искренностью: «Ты была готова на все, чтобы остановить войну. Я тебя понимаю».