Я с удовольствием разглядывал ее: стройная фигурка, стянутая в талии широким ремнем, плотно облегающие штаны с кучей карманов, короткая майка подчеркивает грудь и оставляет открытой полоску гладкой кожи над поясом, сверху наброшена ее любимая байкерская куртка, длинные ноги в высоких ботинках на шнуровке чуть расставлены и напряжены – адаптируется к пониженной гравитации, синие глаза сияют таким знакомым мне восторгом, но внимательно подмечают все вокруг. Проглоти меня Вихрь, какая же она у меня все-таки красотка! Я обнял ее за талию и осторожно притянул к себе.
Пограничная станция, - объяснил я Шторм, кидая ей данные по Зиме в потоке. – Довольно старая, ей лет пятьсот, начиналась как евразийский проект. Построена усилиями русских и японцев. Сейчас тут кого только нет, но основатели здесь рулят до сих пор. Увидишь, тут весело!
Лифт прибыл, открыв нам двери на центральную площадь, Шторм медленно шагнула вперед, оглянулась кругом, посмотрела вверх, уцепилась за меня и присвистнула.
Дикий, дикий запад, - констатировала она. – Хотя похоже разом и на Гиндзу, и на Кутузовский.
Я не мог с ней не согласиться, ловя ее впечатления в потоке: круглая площадь под куполом синего стекла, рассеянный свет, как от заходящего солнца, сияние вывесок, яркие цвета информационных экранов, блеск металла и стекла фасадов – цилиндрических, круглых, граненых, стеклянные мосты между зданиями, ажурные арки монорельса, скользящие в воздухе машины, куда-то спешащая самая разнообразная публика, запахи незнакомой еды, плеск фонтанов, музыка, похожая на немецкое техно середины девяностых годов XX века… Новый, незнакомый мир атаковал ее чувства со всех сторон, поразил и ошеломил - все-таки, несмотря на все ее таланты и загадки, Шторм еще дитя Земли середины XXI века, и для нее сказка странствий еще только началась. Я улыбнулся своей девочке и повел ее за собой.
Вечер удался: мы прогулялись по прозрачным мостам вокруг поющих фонтанов, попили чаю с пирожными в крошечной кафешке, спрятавшейся за настоящими деревьями, заглянули на тренировку местных дрифтеров, перепробовали под теплое сакэ почти все суши в японском ресторанчике рядом с дрифт-треком, полюбовались на Столпы Творения с видовой палубы, распив по этому поводу бутылку выдержанного новоекатеринодарского, темного и густого, как венозная кровь, и вернулись на борт поздней ночью по местному времени, держась друг за дружку вигвамом, по выражению Шторм – ноги держали нас неважно, не то от выпитого, не то от усталости. Шатаясь, мы ввалились в ТАРДИС и долго целовались, прежде чем найти в себе силы отправиться в ванную, а затем в постель, но вовсе не для того, чтобы спать. Нет, отдохнуть нам, конечно, было нужно – но не сразу, далеко не сразу. В конце концов, я весь день облизывался на мою Шторм и ждал момента, когда мы снова будем вместе, и в итоге не утерпел, взял ее первый раз прямо в ванной, а потом... Да разрази меня Время! Она будила во мне такое, что я сам на себя удивлялся. Притяжение между нами - как межпротонное взаимодействие, чем ближе, тем сильнее, хоть я до сих пор не знал, как это возможно, все же Шторм не была Повелительницей времени. И все же, все же… с ней было все так, как надо. Так, как я всегда хотел.
Вот так и начались наши будни на станции Зима: утренняя тренировка – завтрак – разборки с неполадками ТАРДИС – учеба Шторм – вылазки на станцию, когда по делам, когда для развлечения – ужин – возвращение на борт и приятное поздневечернее времяпрепровождение. Что меня крайне радовало, Александре хватало четырех часов сна в сутки, не то, что некоторым любительницам проспать полжизни. Потратив восемь суток, Шторм полностью освоилась с бытовыми службами ТАРДИС, но ее подход радикально отличался от того, который исповедовали другие мои спутницы человеческого происхождения. Они или рвались что-то готовить по своим понятиям, или просто сваливали эти вопросы на меня, но мой «старпом», как она в шутку себя называла, разобравшись с пищевым синтезатором, подготовила несколько адаптивных программ для себя и для меня, разделив их на две группы: «для питания» и «для баловства». По питанию она, следуя моему примеру, перешла на гели и таблетки, мотивируя это тем, что «ТАРДИС считает калории и БЖУ куда лучше, чем я, тем более, что мне некогда и влом», но программы «для баловства» она регулярно пополняла, а я только радовался, потому что мне было лень этим заниматься, а острое и сладкое мы с ней любили одинаково. То же самое касалось и уборки: если раньше мои спутницы не забивали этим голову, а мне хватало того, чтобы мусор не скапливался по углам, Шторм понимала «готовность к бою и походу» более жестко - будь она боцманом на «Тип 12», палубная команда от нее плакала бы, но ходила по струнке. Так что забытые вещи больше не валялись где попало, инструменты переселились на полагающиеся им места, но это было только начало. За тридцать суток Александра отремонтировала все элементы управления на консоли, избавилась от соплей в проводке, проверила всю коммутацию, вычистила основные помещения корабля до блеска, выгнала нечисть из системы вентиляции и починила порванный диванчик. Затем она взялась проверять утечки размерности, нашла несколько забытых мною отсеков и попыталась заставить меня провести ревизию того, что она в них нашла. Но я возился сначала с двигателем, затем со щитами, затем с антигравами, затем переделывал один из найденных Шторм отсеков под додзё с переменной гравитацией – короче говоря, мне было некогда. Тогда она определила самый большой из лишних отсеков под склад, позаимствовала у механиков в соседнем эллинге антигравитационную тележку и принялась собирать в нее все, что находила при уборке, предъявлять найденное мне на опознание, нужное отвозить на склад, а ненужное беспощадно выкидывать. Оправданная тактика, но я, регулярно вызывая ее праведный гнев, сопротивлялся – всем известно, как только вы что-нибудь выкинете, оно вам понадобится.
Александру не надо было развлекать, она училась как сумасшедшая, не давая себе ни перерывов, ни поблажек, глотала знания огромными кусками, не жуя, как песчаный червь Дюны – свою добычу. Я поражался, как ее земной мозг успевает усваивать такие объемы, но ее ментальные способности росли с каждым днем, пусть и не так быстро, как раньше. Первым делом она взялась учить галлифрейский – не самая легкая задача, но она с ней справлялась успешнее, чем я думал, наша ментальная связь давала свое – а может, она больше вспоминала, чем изучала с нуля? Еще один аргумент в пользу моей теории о происхождении Шторм в результате метакризиса, оказавшего весьма странный эффект на ее память. Чисто интуитивно активировать ключ от «Тип 204» она не могла, а тем словам, которые она произнесла на моем языке в день нашей первой победы, я ее не учил, они прорвались в ее память из-за некоторого странного барьера, с которым я так пока и не разобрался. Зато я настроил ее телепатический усилитель на прямую связь с интерфейсом ТАРДИС, и дело пошло еще быстрее.
Как я и ожидал, эти две девицы нашли общий язык и даже подружились – на почве затеянной ими генеральной уборки. Конечно, я виноват, за время наших странствий натащил в Старушку уйму барахла в дополнение к тому, что у нее оставалось от прежних хозяев, и так и не удосужился все разобрать. Поэтому я был безумно благодарен Шторм за то, что она взвалила это на себя, и ТАРДИС тоже – подогнала ей галлифейскую экипировку механика и звуковую отвертку, намного проще по функциям, чем моя, но со встроенным атомарным резаком - как раз для ее бурной деятельности.
Это утро началось совершенно обыденно: на утренней кейко я начал показывать Шторм особенности кихона при пониженной гравитации, потом мы проплыли в бассейне нашу обычную троечку и вернулись к консоли. Я задумался, не организовать ли нам прыжковую вышку в дополнение к трамплину после того, как ликвидирую проблему паразитной вибрации ротора в некоторых режимах прыжков, а Шторм вернулась к своим занятиям – разбирать очередную кладовку, и в скором времени я услышал грохот, возню и возмущенный голос моего «старпома»: