─ С ума что ли сошёл? ─ начинает хохотать она. ─ Давай уж тогда сто тридцать.
─ Нет, друзья, вы поймите, у меня обстоятельства! Это вы остаётесь на иждивении у государства, а мне теперь придётся остаться один на один с жестоким миром и биться со стаями голодных капиталистических акул. Это, я вам скажу, и врагу не пожелаешь.
─ Март… ─ сочувственно говорит Наташка. ─ Но вы же не обязаны уезжать?
─ Не обязан, ─ сокрушённо кивает он. ─ Но зов крови не унять, понимаете? Кровь предков взывает к воссоединению! Кстати, я до отъезда успею сделать ваш портрет, деточка. Я уже вижу его. Да я и вас насквозь вижу. Грандиозный портрет в полный рост. Могу хоть в поле, хоть в цеху, но лучше у водоёма, посмелее. И недорого сделаю.
─ Пятнадцать, ─ говорит Галина. ─ И два портрета. Ты всё равно потеряешь квартиру. Бурятов уже знает, кому её предложить.
─ Сколько? За четыре комнаты?
─ Я вообще-то ищу двушку, ─ качаю я головой.
─ Двушку? Вы меня разочаровываете, Егор, ─ разводит руками Мартик. Про груди Помпадур и член Наполеона вы знаете, а про то, что с такой невестой и четыре комнаты мало не осведомлены. Вы же только посмотрите на неё. Она сейчас нарожает вам детей и куда вы будете их распихивать, по бабкам и дедкам? Двадцать пять и ни копейкой меньше. Сто метров! Сто! Двести пятьдесят за метр. Минимальная цена.
─ Погодите, а где квартира находится? ─ смеюсь я. ─ Ну вы и манипулятор, Март. Ещё неизвестно где, а я уже покупаю. Мне центр нужен.
─ Конечно центр. Это же дом композиторов на Готвальда! Представляете? Вот тут, рукой подать. Пятнадцать минут пешком от Викочки. А какой там вид! Закачаешься. Вся Москва на ладони. Лепота! Соседи говно, но вы поймите, это ничего, дом ─ крепость. Толщина стен три метра. Звукоизоляция по последнему слову! Ничего не слышно. И что вам эти соседи? Пусть они пилят гаммы и кантаты. Зато самый центр, практически новый дом, четыре комнаты и вы племянник Розы. Вы еврей?
─ Нет, ─ улыбаюсь я.
─ По папе, племянник по Розочкиному папе. Ему уже всё равно, а вам польза.
─ Там троллейбусы, вечный шум, ─ говорит Галя.
─ Я вас умоляю! Честное слово!
Мы ещё торгуемся какое-то время и останавливаемся на двадцати тысячах. Правда, пока это ничего не значит. И даже согласие председателя кооператива ещё ничего не гарантирует, но Галя обещает похлопотать. Ну и назавтра мы намечаем осмотр.
Вскоре все начинают собираться на ужин.
─ Может, не поедем? ─ шепчет мне Наташка. ─ Ты хочешь есть? Я блинов натрескалась, а тебя у нас можем покормить.
─ Не поедем, ─ соглашаюсь я. ─ Лучше побудем вдвоём, да?
Она радостно кивает.
─ Так, ─ командует Галина. ─ Все едем в ЦДЛ! У нас каминный зал и на всех выписаны приглашения на литературные чтения.
─ Обожаю литературу! ─ радуется Март Цеткин.
─ Галя, извини, ─ говорю я, ─ но мы не поедем.
Она сначала злится, но потом отвлекается на кого-то другого, и мы благополучно смываемся.
─ Ну, ─ смеётся Наташка, ─ закажем мой портрет в натуральную величину?
─ Можно, ─ соглашаюсь я. ─ И в натуральном виде.
─ Ты что, ─ шепчет она, ─ хочешь, чтобы я разделась перед этим сатиром?
─ Художник не человек, ─ смеюсь я. ─ Он функция.
─ Серьёзно? Ты этого хочешь? Нет, если ты хочешь, я конечно… хотя… хотя, наверное, всё-таки нет. Нет, Егор. Чтобы ты потом всем этот портрет показывал?
─ Да, буду хвастать перед друзьями. Смотрите мол, какая у меня жена красотка.
Она смеётся и хлопает по колену.
─ Нет, лучше пусть он твой портрет напишет в виде Геракла.
Мы подъезжаем к гостинице. Заходим в фойе и идём к лифтам.
─ Егор Андреевич, ─ подбегает к нам парнишка из охраны. ─ Там Цвет с Фериком, просили вас наверх подняться.
─ Ты что дежурил здесь что ли? ─ удивляюсь я.
─ Да, меня послали дожидаться, когда вы придёте, чтобы сразу сообщить.
─ Понятно. Ну, иди, скажи, сейчас буду.
Я завожу Наташку в номер. Семён тоже остаётся у себя, а мы с Саней поднимаемся в казино. Заходим в зал и сразу налетаем на Ферика. Он стоит перед дверью и ждёт, когда я приду. Выглядит он не очень. Взволнованный и даже… испуганный. И похожий на старика.
─ Что такое? ─ спрашиваю его я.
─ Айгюль… ─ тихо отвечает он.
─ Что?
─ Айгюль пропала…
6. Ферик в бешенстве
— Когда пропала? — спрашиваю я. — И что вообще значит «пропала»? Я её часа три назад видел.