— Ради тебя да, но у боксеров ноги — это слабое место, — смеясь ответил он.
Так началась новая глава Дженнифер.
На следующий день она отправилась в Уайт-Холл и наконец уволилась оттуда, в конце она очень удивилась, когда мистер Бишоп сказал ей: " что очень жалеет, что не может удержать такого ценного сотрудника!"
Работа в газете, была нелегкой, но интересной Дженнифер нравилось писать, ей даже доверили полосу на 3 странице, так как читателей её колонки становилось все больше и больше. С Филом, так звали того молодого человека она начала встречаться, он пытался каждый раз встречать её с работы, а потом вместе берясь за руки они просто гуляли будь то дождь, то снег, смеялись и радовались, что нашли друг друга, а она старалась быть на всех его боях, хоть ей это не очень и нравилось.
— Фил, я ни хочу, чтоб тебя калечили, — говорила Джен с досадой, на что Фил лишь отмахивался.
— Ещё пару лет дорогая и всё, начинаю сам тренировать, ты же понимаешь, что мне нужны деньги, чтоб открыть свой зал.
Так девушка мирилась, тяжело вздыхала и молилась за него каждый бой.
Через несколько лет Фил открыл свой зал, где тренировал новых боксеров, а потом они скромно обвенчались в небольшой провинциальной церкви.
Ещё через некоторое время Дженнифер будучи беременной стала зав. редактором, родив и пробыв лишь год в декрете, она с радостью вернулась на свою прежнюю должность, хотя её муж настаивал, чтоб она занималась только ребенком.
— Фил, пойми и ты меня, как я тебя, когда ты не уходил с ринга, я так долго шла к этому и не могу бросить вот так, у нас все получится.
Теперь уже её муж вздыхал.
— Конечно Дженни, мы справимся, но имей ввиду, что моей зарплаты хватит прокормить нашу семью.
Девушка улыбалась, а потом они таяли в объятиях друг друга.
Казалось, что ещё можно добавить? То, что у них появился ещё один малыш?
Да, у них родился ещё один ребенок, но те Часы, те проклятые часы.
Как- то Дженнифер искала старые фотографии её отца и матери на чердаке, чтоб показать детям. Почти кромешной тьме, в углу она увидела знакомую небольшую коробочку, покрытую пылью и паутиной. Там находились те самые часы, она вспомнила, что говорила её мать: «Дженнифер, милая моя, обещай мне, что не при каких обстоятельствах, ты не откроешь эту коробочку с часами и тем более не продашь их, как бы тяжело не было, это единственная память о нас и наших предках.»
Она подошла встряхнула пыль, извлекла небольшой свёрток из коробочки и конверт на самом дне. Сверток она отложила в сторону, а конверт взяла в руки.
Она вновь вспоминает мамины последние слова с предупреждением, но Джен подумала: " я и сама уже мама, думаю я имею права прочитать хотя бы это письмо."
Девушка с волнением вскрывает конверт, извлекает аккуратно листок, раскрывает его и видит знакомый почерк, почерк её матери, на глазах девушки стали проступать слезы, немного успокоившись и придя в себя, она принялась читать, последнее письмо дорогого ей человека.
"Дженни, милая моя девочка, я знаю, что тебе было очень тяжело, и я знаю, как ты проклинала нас, и особенно эти часы, но уверяю тебя, продав их ты бы не решила свои проблемы и точно не стала бы той, кем ты сейчас являешься, преодолев все трудности самостоятельно, а я уверена, что ты все преодолеешь, ведь ты последний потом Хейнленс, всевышний не даст нашему роду вот так закончить, а мы все твои потомки будь то в раю, будь то в аду будем помогать и молиться за тебя.
Напоследок хочу извиниться перед тобой, мой зайчонок, моя маленькая Дженни и сказать тебе, что часы не золотые, их твой прадед продал, чтобы вложиться в одно успешное дело, которое принесло ему хорошую прибыль, на те деньги и был куплен, тот особняк, сейчас же перед тобой позолоченный дубликат, который сделал уже твой отец.
Не сердись на нас, если сможешь, с вечной любовью, твоя мама."
— Дженнифер!
— Успокойся, ты чего кричишь, спать мешаешь? — Злобно сверкнув своими чёрными глазами окликнула меня привлекательная соседка в купе.
— Ой, извините, что-то сон сумбурный приснился. — Пробурчал я, не отойдя до конца от сна.
— Ты сначала стонал, а потом стал кричать, я думала, что тебе эротический сон сниться, — улыбаясь сказала она — и не стала мешать, а потом ты такой: «Дженнифер, Дженнифер!»
— извини, со мной такое впервые.
— Господи, за что мне все это? Проснулась фарфоровая кукла, — я в жизни никогда больше не поеду на поезде, лучше вскрыть себе вены, чем снова в этом гадюшнике путешествовать. Сказав это, она повернулась к нам спиной и укуталась одеялом по самую голову.