— Мои пути с Эсмеральдой разошлись.
Стрик кивнул.
— Она сказала то же самое. — Рушка плюнул в пыль у его ног. — Затем она связалась с ним.
— С кем? — спросил Хок, зная, какой он получит ответ.
— Мы не называем его по имени. Он занят на вашей земле тем, что обрабатывает металл.
— Кто он? — настаивал Хок.
— Ты знаешь мужчину, которого я имею в виду.
— Да, но кто он на самом деле?
Рушка потер свой лоб утомленной рукой.
Да, с удивлением осознал Хок, Рушка определенно плакал.
— Есть ситуации, в которых даже цыгане не станут участвовать, не важно, сколько золота пообещать им за их услуги. Эсмеральда не всегда была мудрой. Мой народ приносит извинения, милорд, — тихо сказал Рушка.
Неужели весь мир сошел с ума? Удивлялся Хок, пока осушал до конца свой кофе. То, что сказал Рушка, совершенно не имело смысла. Внезапно его старый друг поднялся и обернулся, чтобы видеть поток цыган, движущийся вниз по долине.
— Что происходит, Рушка? — спросил Хок, рассматривая странную процессию. Это было похоже на какой-то цыганский ритуал, но если это было так, то Хок никогда не видел такого.
— Эсмеральда умерла. Она уходит в море.
Хок вскочил на ноги.
— Море! Это смерть для брудскар[23]. Для тех, кто предал свой народ!
— Так она и поступила.
— Но она была твоей дочерью, Рушка. Почему?
Плечи старика поникли, и Хок мог видеть боль в каждой линии его тела.
— Она три раза пыталась убить вашу леди, — наконец сказал он.
Хок был ошеломлен.
— Эсмеральда?
— Трижды. Стрелой и арбалетом. Рана, которую вы носите на руке, это наша заслуга. Если вы запретите нам появляться на ваших землях, мы никогда больше не омрачим ваших полей. Мы предали ваше гостеприимство и высмеяли вашу добрую волю.
Эсмеральда. Это вполне в ее духе. Но все же он не мог заставить уравновешенного, сострадательного и мудрого Рушку нести ответственность за ее действия. Нет, ни его, ни любого их цыган.
— Я никогда не буду стремиться запрещать вам появляться на моих землях; вы всегда можете свободно приезжать в Далкит-на-море. Ее позор — не ваш, Рушка.
— Ах, но это так. Она думала, что если твоя новобрачная умрет, ты будешь свободен, чтобы жениться на ней. Она была странная, хотя она была моей дочерью. Были случаи, когда даже я удивлялся темным вещам, которые были у нее на сердце. Но он привел ее к нам прошлой ночью, и при луне она призналась. У нас не было выбора, кроме как поступить с честью, которую мы должны отдать всем… вовлеченным сторонам.
И теперь процессия двигалась к морю, и каждый мужчина, женщина и ребенок несли белые рябиновые кресты, вырезанные и перевязанные и украшенные блестящими голубыми рунами.
— Что это за вид крестов, Рушка? — спросил Хок. За все свое время, проведенное с этими людьми, он никогда раньше не видел таких.
Рушка застыл.
— Один из наших ритуалов при такой смерти.
— Рушка…
— Я беспокоюсь о вас, как о родном, Хок. — отрывисто сказал Рушка.
Хок стоял в ошеломленном молчании. Рушка редко говорил о своих чувствах.
— Многие годы вы открывал свои двери для моего народа. Вы делали это со щедростью, принимали нас с достоинством и не выказывали осуждения, даже при том, что наши обычаи отличны от ваших. Вы праздновали с нами и позволяли нам быть теми, кто мы есть. — Рушка сделал паузу и слабо улыбнулся. — Вы — редкий человек, Хок. По этой причине я должен сказать все это, и рискнуть проклятием для моего народа. Остерегайтесь. Завеса тонка и время и место слишком близки здесь. Остерегайтесь, потому что кажется, что вы каким-то образом окажитесь посредине всего этого. Оберегайте с большой заботой тех, кого вы любите, и что бы вы не делали, не оставляйте их одних надолго. Безопаснее действовать сообща, когда это нависло над нами…
— Когда что нависло над нами, Рушка? Будь определеннее! Как я могу сражаться с чем-то, чего я не понимаю?
— Я не могу сказать больше, мой друг. Только это: до праздника Благословенных Усопших, находитесь ближе, как можно ближе к тем, кого вы любите. И далеко, как можно дальше от тех, кому вы не доверяете.
— Нет. — Рушка поднял руку, чтобы остановить Хока, как только он открыл рот, чтобы потребовать более полного ответа. — Если вы беспокоитесь о моем народе, вы не навестите нас больше до того, как мы не будем праздновать священный Самайн. Ох, — добавил Рушка, почти машинально, — старая женщина просила сказать вам, что черная королева — не то, чем она казалась. Это имеет какое-то значение для вас?
Единственная черная королева, о которой он вспомнил, была теперь рассыпанной золой в кузнице. Хок покачал головой. Старая женщина была их предсказателем, и ее ясновидение вселяло страх в Хока, когда он был молод.
— Нет. Она сказал что-нибудь еще?
— Только то, что тебе понадобится это. — Рушка протянул ему пакет, перевязанный кожаным шнурком. — Припарки из ромашки, за которыми вы пришли. — Он снова повернулся к процессии. — Я должен идти. Я должен возглавить шествие к морю. Остерегайся, и охраняй ее хорошо, друг. Я надеюсь увидеть тебя и тех, кого ты любишь на празднование Самайна.
Хок молча смотрел, как Рушка присоединился к похоронному шествию своей дочери.
Когда один из цыган предает законы, по которым они живут, он или она наказываются своим собственным племенем. Это тесно сплоченное сообщество. Они могут быть дикими, и либерально мыслящими в отношении многих в отношении многих вещей. Но существовали законы, по которым они жили, и над этими законами никогда не насмехались.
Эсмеральда проигнорировала один из самых важных законов — тем, кто дает приют цыганам, нельзя причинять вред ни в каком виде. Пытаясь убить жену Хока, она сделала попытку причинить вред самому Лэрду Далкита. Но тут было что-то еще, Хок мог это ощущать. Что-то, что Рушка не сказал ему. Что-то другое, что сделала Эсмеральда, что внесло раздор в ее народ.
Пока Хок смотрел на процессию, извивающуюся по направлению к морю, он прошептал цыганское благословление для дочери своего друга.
Расслабленно присев возле огня, Хок развязал повязку и очистил свою раненую руку водой и виски. Осторожно развязал кожаный мешочек и с любопытством рассмотрел ассортимент закупоренных бутылочек, которые выпали наружу. Он подобрал припарки и отложил их в сторону, перебирая все остальные.
Что же на самом деле видела провидица? — мрачно удивился он. Потому что она дала ему два других снадобья, одно из которых он поклялся никогда больше не использовать.
Хок фыркнул. Одно из них было афродизиаком, который он пользовался в дни своей молодости. Это не слишком сильно волновало его. А то, что он презирал, было снадобьем, которое было создано, чтобы мужчина мог долго оставаться в беспристрастном состоянии сексуального возбуждения.
Он повернул бутылку с ядовито-зеленой жидкостью так и эдак, наблюдая, как солнце отражается от граней прямоугольной запечатанной бутылки. В его сознании всплыли тени, и некоторое время они открыто насмехались над ним, до тех пор, пока его упрямая воля не отправила их обратно в ад. Он быстро наложил припарку, которая уменьшила боль, и ускорит выздоровление. Через две недели его рука будет в порядке.
Адам. Хотя он не сказал этого напрямик, Рушка намекнул на то, что именно Адам привел Эсмеральду к ним прошлой ночью. Что означало, что Адам знал, что Эсмеральда пыталась убить Эдриен.
Что еще знает Адам?
И что именно заставило его друга Рушку, который никогда прежде не выказывал ужаса за все тридцать с лишним лет, в течение которых Хок знал его, демонстрировать видимый страх сейчас?
Слишком много вопросов и недостаточно ответов. Каждый указывал обвиняющим пальцем на кузнеца, который даже сейчас, вероятно, пытается соблазнить жену Хока.