— Преподобный, я буду руд любой руке, которая вручит мне оговоренную награду. — Гэбриэл вложил свиток в руку священника, пока не отпуская.
— Разумеется. — кивнув одному из диаконов, епископ вновь обернулся к авантюристу, — Подобное достиженье несомненно прославит тебя не только в стенах Храма, но и по всем углам Гизехайма. Ты точно не желаешь пополнить ряды наших клириков, дабы помочь восполнять чудовищные потери, понесенные после паденья Вайсклода? Не безвозмездно, разумеется.
— Преподобный Орстед! — один из диаконов выступил вперед, небрежно бросил небольшой мешочек в руку Гэба и повернулся к епископу, — Я понимаю, каждый достоин искупления в стенах Храма, но наемник…
— При всем уважении, преподобный, — авантюрист взвесил плату на ладони, — я более не нанимаюсь на длительной основе.
— Что же заставило тебя укоренить в себе сие убежденье? — епископ уже не смотрел на авантюриста. Как только свиток оказался в его руках, все внимание священнослужителя покинуло наемника и перенеслось к строкам древнего писания.
Вопрос же пробудил в голове Гэбриэла десятки смутных воспоминаний о нейтралистах. Их намерение предать всех наемников намертво укоренилось в сознании Гэба и уже с полгода отталкивало его от неисчислимого множества прекрасных возможностей.
Хотя в один момент и этот принцип придется нарушить, ибо сейчас ему невероятно выгодно держаться от столицы как можно дальше — хоть Реджинальд де фон Хастрой и стал законным королем Гизехайма, метод, которым Гэбриэл привел его к власти, новому правителю совершенно не импонировал. Большую часть времени он, конечно терпит нахождение подобного индивида у себя под боком, но стоит настроению его величества дрогнуть, как за неудачливым авантюристом мигом будут высланы королевские ассасины — Длани Деокарна. Встреча с ними — последнее желание Гэба.
— Печальный опыт. — все что по итогу выдавил из себя наемник с кривой полуулыбкой.
— Твой отказ — тоже печален. — сказал Орстед без капли досады в голосе, — Да благословят тебя Восьмеро.
Сдержанно поклонившись, наемник развернулся и направился к выходу из Храма.
Двадцать келеров. Задание окупало себя лишь благодаря тому, что Гэб не стал тратиться на еду и обошелся воровством запасов группы Гила. Интересно, сколько служители храма обещали самому лидеру наемников, раз тот еще и собирался делить награду между тридцатью участниками.
А может и не собирался. Как ни как его сладкие речи о вступлении в Шестерку настолько затмевали сознания его приспешников, что те могли с радостью вместо денег принять просто слова о том, что вся награда достанется Гилу, во имя продвижения к верхушке Гильдии.
Из раздумий авантюриста выдернул вид, открывшийся ему при выходе из Храма: хоть в столице часто можно было встретить множество людей, чья одежда плавно переходила во вполне боевые доспехи, но не всегда такие люди стояли с оружием наголо.
— Вот он! — один из них указал на Гэбриэла острием меча.
Стоящие рядом люди вскрикнули и повалили ко входу. Авантюрист не успел раствориться в толпе, ведь бегущие вытолкали его локтями, а внутри застопорились, перекрыв путь к отступлению. Непрошенные гости стали полукругом, прижав его к стене Храма.
Обведя неприятелей взглядом, к несчастью Гэб увидел наставленные на себя арбалеты, и пару наемников, в чьих руках уже светились заряженные магические снаряды.
— Гэбриэл! — светловолосый авантюрист перестал указывать на него клинком, опустил его и сделал шаг вперед, распрямив закрытые кольчужными накладками плечи, — Ты нагло обокрал нас! Где свиток?
— Уже не у меня. — отмахнулся Гэб, глазами рыская по близлежащим стенам и вспоминая, которые примочки он не потратил во время пряток у древних руин.
— И ты думаешь это тебя обеляет, ублюдок? — рявкнул наемник, нервно покачивая оружием, — Тогда сейчас же гони нам деньги! Без тебя мы бы честно их получили.
Взгляд Гэба остановился на стоящих поодаль людях в латах. Однако доблестные стражники города лишь с интересом ожидали эскалации конфликта. И правда, не каждый день увидишь, как всеми горячо любимые авантюристы режут друг друга прямо на площади перед Храмом.
— Господа, — окружившие Гэба авантюристы обернулись на голос, — по каким же это законам пролежавшая под землей сотни лет штуковина является вашей собственностью?