Но ничем иным это не было. Несколько минут и меня не станет вовсе. И никто. Нкиому не под силу будет вернуть меня. Все закончено.
Почему я еще не отключилась? Почему не умирала, а бесполезно цеплялась даже в тот момент, когда было ясно — смерть неизбежна. Теперь уже и обращение невозможно. Мгновения растянулись в часы. Элрой, казалось, резал очень медленно, будто кто-то провел по экрану и снизил скорость практически до нуля. Может, я подсознательно ждала Йоана? Верила, что он найдет меня и что-то быстро придумает, даже если поделать было уже ничего нельзя.
В глазах заплясали солнечные зайчики, свежий ветер обдувал меня, а я вдыхала полной грудью свежий луговой аромат. Видение было таким настоящим, что вмиг захотелось уйти в него и пролежать так в спокойствии вечность.
Мозг умирал. Это были предвестники гибели. Почему-то я это тоже знала и больше не испытывала страха.
До меня слабо доносились какие-то звуки. Что-то вроде рычания, крика, переходящего в визг. Да, кажется, это я и слышала, но вот осознать уже не могла, что происходит и кому принадлежит голос. Бархатистый, раскатистый, глубокий. Можно, я заберу его с собой? И буду лежать на лугу, слушая его.
— Соня…
Он звал меня. Но не было в том голосе ни ласки, ни счастья, ни спокойствия — один лишь страх и отчаяние. Странно, я не помнила его таким. Никогда голос не звучал вот так, будто страшное неумолимое прощание.
Мне захотелось посмотреть на него. Увидеть в последний раз и быть счастливой, что меня не оставили здесь, под землей погибать глупой смертью. Хотя бы проводят в последний путь.
Йоан склонился надо мной. Его светлые волосы обрамляли бледное лицо, которое могло бы принадлежать какому-нибудь северному королю или викингу. Мне хотелось поднять руку, чтобы в последний раз провести по бледным скулам, задеть узкие губы, но вместо этого я лишь закашлялась кровью, давясь ей, без надежды на вдох. Рубиновые капли замарали его, но он не отпрянул, лишь безумно уставился на меня льдистыми глазами. Кажется, пытался запомнить.
«Останься еще на секунду, мне больше не надо. Я ухожу», — думала я, не понимая, как смогу передать ему хоть что-то.
Многое хотелось сказать, но в том состоянии это было невозможно.
— Ты не можешь смотреть на меня так, а потом сдохнуть, — прорычал он. — Не позволю.
«Даже ты ничего уже не сделаешь», — тело перестало для меня существовать.
Только его глаза полные безумной решимости.
Нет, ничего он не сможет.
Странные слова полились из его рта. Рокочущие, древние, красивые. Мозг уже не понимал был ли это какой-то древний язык или просто набор звуков, но эта речь настолько заворожила меня, что природное любопытство выиграло у смерти еще пару драгоценных секунд.
— … по собственной воле, — закончил он уже на английском. — Сейчас будет невыносимо больно.
Я бы рассмеялась, но уже уплывала далеко, меня несло на волнах бесконечной реки смерти. Все осталось позади. Удар в грудь я уже не почувствовала. Не ощутила, как умелые пальцы раздвигают ребра, как покрывает мои внутренности густая вампирская кровь, отданная первородным по собственной воле.
Время было упущено.
Эпилог
Смерть никогда не бывает красивой. И редко бывает легкой. К сожалению, в смерти мы одиноки. Сколько бы людей не обступало наше предсмертное ложе, уходим мы в одиночестве. Что смертные, что вампиры. Лишь бесконечные сущности вроде демонов тьмы были, есть и будут. Падут цивилизации, разрушатся миры, а они так и останутся в своем скучном обиталище под названием — ничто.
В этом ничто пребываю и я. Точнее меня там вроде, как и нет, знаю это точно, но в то же время, мои мысли ясны. Я могу чувствовать темные сущности, которым вдруг стало интересно, что делает здесь такая как я.
Если это смерть и все люди попадают сюда, то, признаюсь, место крайне скучное и разочаровывающее.
Память возвращала мне образ Йоана раз за разом. Неужели он на самом деле решился поделиться со мной своей кровью?
Странно, от этого слова у меня теплеет на языке и покалывает губы. И ощущение, что я неправильно думаю о ней. Это жизненная сила. Кровь — звучит слишком банально и не так всеобъемлюще. Четкое знание, что от количества жизненной силы зависит все в моей жизни, вдруг отрезвляет.
У меня есть язык и губы. Наверное, если прислушаться к себе. То можно обнаружить и тело. Странное, измененное не то, каким я его помню. И все же, оно есть. Плавает здесь со мной в этом беспристрастном ничто. Рядом копошатся демоны и мелкие тени. Они с интересом наблюдают за мной, но отчего-то боятся приблизиться, пощупать, понюхать или заговорить. Эти сущности могут говорить, могут вести беседы любой сложности, но держатся от таких как я обособленно. Ведь я могу приказывать им.
Знание просто есть во мне. Никто не учил меня этому, не рассказывал секреты темной ночью. Вместе с кровью знания передались мне, питались в органы, захватили разум и теперь лишь вечность рассудит, что из этого всего мне пригодится.
Я быстро вспоминаю, что тело мое изранено, а Йоан где-то рядом, бессмысленно пытается исполнить свое обещание — не дать умереть мне. Вот только нет ни боли, ни холода, ничего. Сердце пусть и бьется медленно, но уверенно, не пытаясь урвать хотя бы несколько секунд жизни. Нет. Все такое…стабильное.
Неужели у него получилось?
Я открываю глаза безо всяких усилий и смотрю в незнакомый потолок. Так просто, что не верится. Дыхание ровное, более глубокое. Я не могу надышаться. Казалось, что произошедшее в бесчисленных подземных коридорах случилось только что и глаза оставались закрытыми не дольше нескольких минут. Но сводчатый потолок из красно-коричневого кирпича намекает, что понадобилось куда больше времени, чем я думаю.
Что-то щекочет глаза и виски. Словно неведанные ранее насекомые пробегают по лицу. Я дотрагиваюсь до них и смотрю на собственные кисти рук. Подушечки пальцев окрасились в бордовый. Кровавые слезы. Так значит, я не сплю и не нахожусь в предсмертном бреду.
Резко сажусь, снова не ощутив ни грамма тяжести в теле, и ощупываю языком ровный ряд зубов. Удивления не случилось. Все же я ждала ощутить во рту два длинных и острых клыка. Жаль, что нельзя понять это собственные зубы меняются подобным образом или прежние клыки выпадают и на их месте появляются новые? В горле слегка першит, как при простуде, но я не обращаю на это внимания.
Там, где я нахожусь нет освещения. Только напольный светильник, рядом с викторианским ушастым креслом, и тот отключен. Кресло придвинуто к больничной, вполне удобной кровати, на которой я провела…сколько? Окон тоже нет. Я содрогнулась осознавая, что солнечный свет для меня теперь так же опасен, как падение в пробудившийся вулкан. Кажется, здесь должна царить полная темнота, но все детали предстают передо мной так же четко в своих графитовых и темно-зеленых обличиях, как если бы я смотрела через очки ночного видения.
Вот объемный длинный деревянный стол у противоположной стены, там же стеллаж с какими-то склянками и пластиковыми контейнерами. В дальнем углу раковина, а над ней совершенно обычное зеркало, которое пугает до чертиков. Мне так хочется посмотреть на себя новую и вместе с тем, я испытываю страх перед тем, что увижу. Забавно, будто это проведет окончательную черту под человеческой жизнью. И все прежнее умрет навсегда.
Нечто алое, теплое начинает пульсировать в голове. Тонкая нить уходит куда-то за пределы небольшой комнатки без окон и света. И я точно знаю, что он понял, почувствовал, как я пробудилась.
— Кровь от крови, — губы сами собой произносят то, что пониманием сидит в сознании. — Жизнь от жизни.
Теперь мы неразлучно связаны на свою маленькую вечность. И это осознание греет куда сильнее нежели солнце или вкусная еда. Все прежние страхи кажутся смешными и мелочными. Я спускаюсь с кровати, босыми ногами ступая по тонкому, жесткому ковру. Темно-серая футболка спадает почти до самых колен.
Близко.
Я подхожу к железной двери и встаю напротив, ожидая первородного, ставшего для меня чем-то гораздо большим, нежели вредным начальником, властным хозяином или ужасающим вампиром. Он ощущается даже сквозь толстые стены, сквозь металл и кирпич. Сильный, штормовой и все равно теплый.